Псы будто поняли. На мгновение остановились, пожирая глазами сферу в моей руке. В янтарных радужках отражались цветные полоски. И тут это произошло. Зеленые, красные и желтые линии на волчке потекли, слились в блестящую массу… и в мою дрогнувшую ладонь лег, словно влитой, хищный ствол. Я никогда не держал в руках оружия страшнее ножа, да и тот был не мой. А тут! Интересно, чем оно стреляет?
Выяснил я это очень быстро. Псы пошли в атаку. Причем одновременно. Отдача чуть не вывернула руку из плечевого сустава. Оглушенный, я потерял равновесие. Скользкое тяжелое тело пронеслось надо мной, рванув когтями куртку. Эту тварь я уложил в брюхо. Ствол был автоматический и оставлял в жертвах дымящиеся дыры размером с Генин кулак. Я почувствовал себя Фриманом в подземельях Лямбда-корпуса, за исключением того, что даже на доблестного доктора не налетала дюжина монстров разом. Впрочем, это только делало мою задачу легче. Псы здорово мешали друг другу, к тому же, куда бы я ни палил, в тесном пространстве выстрелы, казалось, все равно находили цель.
Внезапно острая боль пронзила голень, меня рвануло вниз и повалило на спину. Подлая тварь неслышно подобралась сзади и теперь, прижимая уши и рыча, вгрызалась в ногу. Перед глазами потемнело. От вида крови, залившей разодранную штанину, подступила тошнота. На таком близком расстоянии промахнуться я не мог. Выстрел снес псине полчерепа, но, издохнув, она так и не разомкнула зубы. Следующего зверя я тоже уложил в упор – собака попыталась вцепиться в держащую оружие кисть. Потом палил, катаясь по полу, ослепленный болью, пока от одной из колонн не отвалился здоровенный кусок, пригвоздив к полу еще одну наглую тварь.
Я понял, что валяюсь на полу совершенно оглохший, с онемевшей от плеча рукой в окружении шести звериных трупов. Придавленная обломком псина еще судорожно подергивалась, но ясно было, что жить ей оставалось считанные мгновения. Кровь из простреленных тел почти не текла – чем бы ни палила моя игрушка, она сжигала ткани на входе. Зато у меня из ноги хлестало рекой. Горелая шерсть воняла так, что в носу свербело. Выжившие бладхаунды ретировались, поджав хвосты. Наверное, поджидали, прячась за колоннами. Из глубокой тени, которую не могли разогнать лампы-факелы, доносились шорохи и приглушенный цокот когтей.
Я тяжело сел, опираясь на здоровую руку. Ствол в ладони потек, округлился и снова стал невинным волчком. Блин, он даже не нагрелся! В анатомии я не силен, но даже моих скромных знаний хватило на то, чтобы понять: если не остановить кровотечение, то я просто вырублюсь, а собачки слопают то, что от меня останется. Понадобились все оставшиеся силы, чтобы разжать челюсти бладхаунда с крупными, как зубья чеснока, загнутыми клыками. На розоватую внутренность черепа я пытался не смотреть. Признаться, собственная нога занимала меня куда больше. Мясо с нее свисало клочьями, обнажая белизну кости. Лужа крови разлилась почти до самых колонн – даже не знал, что ее в человеке так много.