Свет маяка (Бунин, Черкашин) - страница 125

— Великий боже, ты существуешь, задержи гибель парохода! — Силису казалось, что он шепчет, но это был крик, отдавшийся во всех уголках междупалубного помещения. — Всего лишь несколько минут… не ради меня, а ради этого невинного ребенка. Все дурное я совершал ради него. Он этого не знал. Если твой праведный гнев требует возмездия, уничтожь меня, заставь меня слепым и нищим дожить мои дни, но пощади его, о великий боже!

С каждым куском угля, который ему удавалось вырвать из груды, в его голове пробуждались сотни лихорадочных мыслей, преисполненных диким отчаянием и бурным самоунижением. Он не спорил с судьбой — он унижался перед ней. Он выпрашивал маленькое снисхождение: возьми меня всего и то, что я имею, но пощади его, ибо он не виноват!

Но судьба не пожелала сделать этой уступки, она не довольствовалась жизнью и имуществом капитана Силиса, ей нужны были еще и его муки.

В то время как снаружи вокруг этих людей море и сила притяжения земли делали свое дело, они тоже продолжали делать свое, как будто у них, у этих ничтожных пигмеев, была какая-то надежда победить в этой борьбе, исход которой уже заранее был предопределен.

Наконец Силису удалось освободить сына. Но когда он взял его на руки и бросился к выходу, мальчик закричал от боли и оттолкнул отца:

— Пусти! Папа, не трогай меня! Больно…

У Альбина было что-то повреждено. Каждое прикосновение отца обжигало его, как огнем, и Силис понял, что сына ему не спасти. Ему самому, возможно, еще удалось бы спастись, но эту мысль он отбросил, едва она зародилась. Бережно, будто боясь испачкать мальчика вымазанными кровью руками, он взял его на колени и прижался лбом к его голове. Он ничего не говорил, не ласкал его, а мысленно просил прощения и обещал навсегда остаться с ним.

— Альбин, сынок мой, тебе ведь не страшно? — робко спросил он, когда пароход закачался в агонии.

— Нет, папа, ведь ты со мной… — шептал мальчик. — Это хорошо, что ты не двигаешься… Так мне лучше…

— Я навсегда останусь с тобой!.. — тихо ответил Силис.

Когда первый поток воды хлынул в междупалубное помещение и докатился до них, мальчик дернулся и попытался подобрать ноги.

Тогда капитан встал и поднял своего маленького сына над головой, чтобы холодная морская вода не коснулась его.

И пока только он мог, он держал его так, будто принося жертву, словно человек, в смятении и смирении отдающий свою дань судьбе.