Свет маяка (Бунин, Черкашин) - страница 79

— Чанг! — тревожно говорит он, наклоняясь к Чангу. — Чанг, что с тобою?

И, коснувшись задрожавшей рукою головы Чанга, наклоняется еще ниже — и глаза их, полные слез, встречаются в такой любви друг к другу, что все существо Чанга беззвучно кричит всему миру: ах, нет, нет — есть на земле еще какая-то, мне неведомая, третья правда!

В этот день, возвратясь с кладбища, Чанг переселяется в дом своего третьего хозяина — снова на вышку, на чердак, но теплый, благоухающий сигарой, устланный коврами, уставленный старинной мебелью, увешанный огромными картинами и парчовыми тканями… Темнеет, камин полон раскаленными, сумрачно-алыми грудами жара, новый хозяин Чанга сидит в кресле. Он, возвратясь домой, даже не снял пальто и цилиндра, сел с сигарой в глубокое кресло и курит, смотрит в сумрак своей мастерской. А Чанг лежит на ковре возле камина, закрыв глаза, положив морду на лапы.

Кто-то тоже лежит теперь — там, за темнеющим городом, за оградой кладбища, в том, что называется склепом, могилой. Но этот кто-то не капитан, нет. Если Чанг любит и чувствует капитана, видит его взором памяти, того божественного, чего никто не понимает, значит еще с ним капитан; в том безначальном и бесконечном мире, что не доступен Смерти. В мире этом должна быть только одна правда — третья, — а какая она — про то знает тот последний хозяин, к которому уже скоро должен возвратиться и Чанг.

Эту ночь, надо полагать, помнят все, кто остался жив, хотя прошло более сорока лет.

После налета катеров, длившегося около часа, никто уже не ложился спать. Этот боевой эпизод стали называть «английской побудкой», в отличие от других, бывших в истории Балтийского флота во время войны с немцами. К сожалению, ни писатели, ни историки не сделали подробного описания или анализа этого события. А оно стоит того. Лишь Леонид Соболев, бывший участником отражения налета на Кронштадт, посвятил ему шесть страниц в сборнике «Морская душа»; но, очевидно связанный боевым и аварийным расписанием на «Андрее Первозванном», он не видел того, что потом творилось на берегу. Однако он сделал хорошее дело, воздав должное Л. М. Галлеру. Командир «Андрея Первозванного» вовремя запретил огонь по объектам на воде, так как это грозило поднять на воздух наши заградители с минами, стоявшие на другой стороне гавани.

Достаточно сейчас сойтись двум-трем участникам событий той памятной ночи, как неизбежно, после обмена злободневными новостями, разговор приобретает соответствующую направленность: