– Для этого необязательно читать мысли, достаточно иметь глаза, – пробормотала женщина. – Джаир говорил мне про девушку, которая помогла ему убежать…
– Да, это была Нира, на которой я позже женился.
Аруна прижала руки к сердцу, и у нее вырвалось:
– Этот ребенок должен был родиться у меня!
Хирам усмехнулся.
– Согласись, что нам поздно совершать обмен. И потом, разве ты была несчастна оттого, что все сложилось так, как сложилось?
– Я несчастна сейчас, когда расстаюсь со своим сыном!
По лицу Аруны потекли слезы. Кажется, Хирам еще не видел ее плачущей. Дети, по-видимому, тоже, потому что Матана взволнованно сжала руку матери, а потом принялась ласково гладить ее плечо, а губы Джамхада изогнулись подковкой: он тоже готов был заплакать.
– Нет, – сказала женщина и вытерла слезы, – я не должна горевать. Я счастлива. – И добавила: – Главное, чтобы правду знали только ты и я.
Возвращаясь домой на закате, Хирам любовался городом, преображенным светом заходящего солнца. Казалось, белые стены домов, храмов, дворцов сочатся кровью. Пройдет немного времени, и на пылающий мрамор, известняк и гранит ляжет прохладный лунный свет. Небо станет похожим на черный бархат, а падающие звезды будут оставлять на его поверхности длинные серебристые дорожки.
Аруна и ее дочь уехали на родину. Проводив ту, что некогда внесла в его жизнь столько хаоса и сомнений, жрец Амона испытал невольное облегчение. Хирам отвел Джамхада в помещение, где тому отныне предстояло жить, и, успокоенный, отправился домой, где его ждали жена и дети. Хотя Хирам прекрасно знал, что только боги находятся за пределами времени, только для них будущее и прошлое одинаковы, сейчас ему не хотелось ни вспоминать о том, что было, ни думать о том, что будет.
Его настоящим были Нира, сыновья Хафра и Эуте, дочь Мерит. Ко всему остальному, не считая службы великому Амону, Хирам не желал испытывать и не испытывал никакого интереса. И все же в этот вечер он был задумчив и рассеянно отвечал на ласковые расспросы Ниры и веселую болтовню детей.
Впервые за последние восемь лет Хираму захотелось уединиться на берегу Нила, как он это делал в юности: смотреть в небо, угадывая в очертаниях облаков лики бессмертных богов, следить за полетом птиц, гладить горячие камни и перебирать руками золотистый песок. Его совесть была неспокойна, но он не хотел признаваться в этом даже себе.
Прошло две недели. Хирам несколько раз справлялся у наставников школы Дома Жизни, как идут дела у ученика по имени Джамхад, и те неизменно отвечали, что, хотя мальчику предстоит научиться многому из того, что уже знают его сверстники, он очень внимательный и прилежный, а потому со временем нагонит остальных.