Метелица задумалась.
«Так, стоп. – Полина откинулась на спинку. – Ты забыла, зачем здесь». – Ее привычка останавливать себя такой мысленной фразой, срабатывала безотказно. А сколько раз выручала…
Полина действительно не спала ночью. Она пыталась представить себя на месте той, что лежала у стены, напротив. Как поступала бы она, случись такое? И что это за состояние, когда ты будто в детстве, не зная мира, который для тебя и есть только мама, папа, близкие… учишься у них жить. И не как переходить улицу, хотя и это, разумеется, тоже. Но и что отвечать тому, кто отбирает игрушку, или ломает песочный домик. Почему надо отказаться от красивого велосипеда, стоящего у скамейки, лишь потому, что он чужой. И почему вообще есть «чужое» и своё – собственное, на которое у тебя особые права. Не говоря уж о вашей квартире или доме, который гораздо больше, чем у Вовки или у маленькой соседки по площадке. И так должно быть, а, следовательно, хорошо и правильно – ведь слова родителей единственное мерило отношения к миру. Их ребенок усваивает быстро. Сознание молниеносно впитывает вместе с манной кашей по утрам основу будущей жизни – неравенство. Но страшен постулат, внушаемый родителями: чем дальше ты уйдешь от Вовки или соседки в жизни, тем лучше. А мама и папа у меня – самые хорошие, – думает ребенок, – они просто не могут говорить неправду, не подозревая – ему не лгут, считая так на самом деле. Годы спустя, и понимая, что обмануты… разыскивая и находя в их заботе о себе оправдания тяжелым сомнениям, они неизменно делают то же самое уже для своих детей. Взрослый, как ребенок, цепляется за прежнее, искреннее чувство. Оправдывая им зло. Ведь только там верил и тогда. И хотя потом засомневался – жизнь сломала и его. Стал таким же. И вот уже новые и новые дяди и тети, повзрослевшие манекены, ведают миру о самых лучших родителях, удачливой жизни и прекрасном детстве. Но только последнее – правда. Ведь «удачливой» жизни не бывает – бывает удачливый обман. И поднимаясь по ступенькам лет, тоже сознательно лгут, не желая мириться с поражением духа, упорно стремясь обладать тем, что уже сами, как им кажется, определили единственно нужным, необходимым… Отравляя ворчанием жизнь близких и снова обрекая лгать. Мало кто пуститься во все тяжкие в поисках страны, одинаковых людей. Где один достоин другого. Где разные только внешность и чудные мысли, рождающие способы помощи друг другу. Где каждый – просто человек, но с большой буквы – каким и появляется на свет. Однако для этого нужны особые обстоятельства. Особенная чувствительность к неудачам и бедам других. Когда чувствуешь беды как свои. А, прислушиваясь, понимаешь – твои больше и тяжелее. Нужно слышать и одновременно быть глухим. Видеть и тут же слепнуть. Молча разговаривать и пить совсем не ту воду, что пьют твои друзья, близкие и родные. И тогда поймешь, что вокруг – люди с поврежденным вкусом, духом, а порядочность, нравственность – вовсе не хорошие манеры, прекрасное образование или аккуратность. И даже не понимание отличия добра от зла. А всего лишь ясное сознание, что ты ненормален, плох и болен. Сознание, что внутри ты хуже любого из друзей, любой из подруг. Полина вдруг ощутила, что Лена, ее Лена, «виновная» чёрти в чем, поступавшая не так, вызывая зависть знакомых нескрываемым успехом недоступного им смертным, наконец, хорошими манерами, красотой… лучше ее. А Полина – хуже. И в этом «хуже», в этой кричащей правде она осталась в одиночестве.