— Нет. Я не смогу лежать. Страшно! — Она пыталась улыбнуться. — Вдруг я усну и не услышу больше тебя. Никогда. Не услышу, как ты войдешь…?
— Почему не услышишь? — не понял он. Или — сделал вид, что не понял. — Я сейчас же приеду! Милая, мы с Дэном уже на улице. Держись! — В трубке послышался треск и отдаленный гул, потом раздался чей то незнакомый мужской голос:
— Эй, шеф, нам до Песчаного Карьера, а там, дальше, в Матросский переулок, дом семь. Не подбросите? Скорее надо, в доме авария…
Телефон затрещал, экран мигнул несколько раз и связь оборвалась. Она пожала плечами, и стала было опять набирать номер, но тут к горлу снова подкатил горько — соленый ком, властно заполнил рот, и она, швырнув телефон на кровать, опрометью побежала в ванную. Она редко могла позволить себе такую беготню без страховки трости, но сейчас ей было вовсе не до осторожности. Выплеснув еще одну порцию содержимого желудка в раковину, она вышла из ванной, оставляя мокрые следы на кафельном полу. Кэсси незаметной тенью всюду скользила за нею, петляя под ногами. Пару раз пушистый хвост неугомонной питомицы просто помешал ей шагнуть как следует.
— Кэсси, уйди же, ради Бога, я ведь могу упасть! — взмолилась она, стуча зубами. Ее пробирал озноб, но она упрямо пыталась нащупать на стене щиток электроприбора. Найдя круглую выпуклость, повернула на себя маленький рычажок. Внутри прибора что-то резко щелкнуло. Мерное жужжание стихло.
— Слава богу! — облегченно вздохнула она. — Надеюсь, не сломала ничего? — спросила саму себя с усмешкой, тут же морщась от боли и неприятных, сосущих ощущений в желудке. — Кэсси, да отойди же от меня! Ты ведь мешаешь мне. — Она, задохнувшись, почти что упала на дверь, пытаясь сдвинуть пальцами колесико английского замка. Мокрые руки непослушно скользили по прохладному металлу, срываясь, царапая обивку двери.
— Черт, да как же мне его открыть? Кит не попадет в квартиру, у него нет ключа… — шептала она, закрывая глаза и утирая ладошкой пот, стекавший со лба ручьями. Она вдруг почувствовала себя яростно бессильной и опустошенной. Слезы подступили к горлу наравне с едкой горечью тошноты.
— Ну вот, только не сейчас! — подумала она, и крепко зажимая рот ладонью, другой рукой все пыталась и пыталась повернуть тугое колесико. Наконец, ей это удалось, и дверь оказалась чуть приоткрытой Она жадно вдохнула через щель воздух, в котором пыль зарождающегося лета перемешалась почему то с запахами расплавленного сыра и жареных яиц. Пахло не кофе, каштанами и карамелью, как в Париже, не шоколадом, как в Вене, не мимозой и желтофиолью, как в Ницце и Ментоне, не осенним виноградным листом, как в Праге, а вот так, обыденно, прозаично: яичницей и растертым сыром. Быть может, кто то в доме просто — завтракал, а кто-то — пек пироги. При мысли о пирогах, в голове у нее опять что-то тоненько зазвенело, сжало виски в тугое кольцо, полыхнуло искрами… В горле что то сомкнулось, заволновалось, затрепетало, как очередная, полная, тугая, горько — соленая морская волна…