– Поговорим серьезно. Что вы назвали шуткой?
– Мое предложение отдохнуть, дружок. Сам понимаешь, твой отец настоятельно просил меня все подготовить для твоего отплытия. Вот уже две недели, как приехал Лоренсо, и неделя, как тебя ждут гребцы и каноэ с навесом. Но, по правде сказать, не следовало мне быть столь исполнительным, тогда бы ты поблаженствовал со мной дня два.
– Как я благодарен вам за исполнительность!
Он захохотал и, раскачав гамак, чтобы почувствовать движение воздуха, воскликнул:
– Неблагодарный!
– Это не так: вы ведь сами знаете, что я не могу, не должен задерживаться ни на час, мне необходимо быть дома как можно скорее…
– Да, да, конечно. Это было бы слишком эгоистично с моей стороны, – сказал он уже серьезно.
– Что вам известно?
– Что одна из сеньорит больна… Ты получил письмо которое я переслал тебе в Панаму?
– Да, спасибо. Как раз при отплытии.
– И тебе написали, что ей лучше?
– Да.
– А Лоренсо что сказал?
– То же самое.
Несколько минут мы молчали, потом управляющий привстал с гамака и крикнул:
– Маркое, пора обедать!
Вскоре появился слуга и доложил, что кушать подано.
– Пошли, – сказал, поднимаясь, мой хозяин. – Я проголодался. Когда хлебнешь бренди, сразу появляется аппетит. Эй! – крикнул он слуге, входя в столовую, – если нас будут спрашивать, говори: нет дома. А тебе обязательно надо лечь пораньше, чтобы подняться на заре, – обратился он ко мне, указывая место во главе стола.
Сам он и Лоренсо уселись по обе стороны от меня.
– Черт побери! – воскликнул управляющий, когда свет висячей лампы упал мне на лицо. – Ну и бородку привез ты оттуда! Не будь ты таким смуглым, я бы поклялся, что ты по-испански ни в зуб ногой. Я словно вижу перед собой твоего отца, когда ему было двадцать лет, но ты как будто повыше ростом. Да еще эта серьезность – без сомнения, материнское наследство… А не то-я был бы уверен, что сижу с былым молодым англичанином в первый вечер его высадки в Кибдо! Что скажешь, Лоренсо?
– Сущая правда, – отвечал тот.
– Видел бы ты, – продолжал хозяин, обращаясь к Лоренсо, – возмущение нашего англичанина, когда я предложил ему погостить у меня два дня… Рассвирепел до того, что заявил, будто мой бренди чего-то там у него обжигает. Будь я проклят! Я испугался, как бы не изругал меня! Вот поглядим, понравится ли тебе вино, может, хоть оно заставит тебя улыбнуться. Ну как? – спросил он, когда я пригубил рюмку.
– Прекрасное.
– Я просто дрожал, что ты и его отвергнешь. Это лучшее, что я мог достать тебе на дорогу.
Жизнерадостность моего хозяина не изменила ему ни на миг за все два часа. В девять он отпустил меня, пообещав, что будет на ногах в четыре утра и проводит нас до пристани. Пожелав мне спокойной ночи, он добавил: