– Я вернулся, хозяин… я шел… не делайте мне ничего, ваша милость… я больше не буду бояться.
– Да что ты натворил? Что с тобой? – прервал я его. – Тебя послали из дома?
– Да, хозяин, да, сеньорита послала, и ведь ваша милость велели мне вернуться…
По правде говоря, я забыл об этом.
– Значит, ты не вернулся со страху? – расхохотавшись, спросил Браулио.
– Да, да, так оно и было… Сначала Майо пробежал совсем перепуганный, а еще ньор Лукас встретился мне на мостике через реку и сказал, что ягуар убил ньора Браулио…
Браулио просто зашелся от хохота, а потом спросил у струхнувшего негритенка:
– И ты целый день просидел в кустах, как кролик?
– Да ведь ньор Хосе крикнул, чтобы я возвращался пораньше, что одному ходить там наверху нельзя… – пробормотал Хуан Анхель, разглядывая свои ногти.
– Ладно, так и быть, заступлюсь за тебя, – смилостивился Браулио, – но только при условии, что на следующей охоте будешь идти рядом со мной, нога в ногу.
Негритенок недоверчиво взглянул на него, не решаясь принять прощение на таких условиях.
– Согласен? – спросил я, потешаясь про себя.
– Да, хозяин.
– Тогда пошли. А ты, Браулио, не трудись, не надо провожать меня дальше. Возвращайся домой.
– Да я хотел…
– Нет, нет, ты же видел, как переволновалась Трансито. Передай всем привет от меня.
– А как же быть с мешком… Ладно! – продолжал он. – Бери-ка все ты, Хуан Анхель. Ты не уронишь ружье своего хозяина? Смотри, ведь я обязан ему жизнью. А вот так-то лучше, – сказал он, увидев, что я взял ружье сам.
Я пожал руку отважному охотнику, и мы расстались. Отойдя уже довольно далеко, он крикнул нам вслед:
– Там в мешке образцы минералов, ваш отец наказал дяде прислать их.
И, убедившись, что я понял его, он скрылся в лесу.
Я остановился на расстоянии двух выстрелов от дома, на берегу потока, с шумом низвергающегося с гор до самого нашего сада.
Двинувшись дальше, я поискал глазами Хуана Анхеля, но его и след простыл. Должно быть, опасаясь моего гнева, он решил поискать более надежной поддержки, чем защита Браулио, обещанная на таких неподходящих условиях.
К негритенку я относился с особой нежностью. Ему в то время исполнилось двенадцать лет; это был славный парнишка и, пожалуй, даже красивый. Он отличался природным умом, но нрав у него был несколько дикарский. Правда, жизнь, которую он вел, мало способствовала развитию его характера: мальчика изрядно избаловали. Фелисиана, его мать, – служанка, которая вырастила всех детей в семье и потому пользовалась всеобщим уважением, – прочила своего сына мне в слуги. Но он только и научился прислуживать за столом и в комнатах да искусно готовить кофе, а в остальном был растяпой и увальнем.