Зная, что Карлос недурно играет, я предложил ему гитару моей сестры. После недолгих настояний он согласился сыграть что-нибудь. Настраивая гитару, Карлос спросил у Эммы и Марии, любят ли они танцы, и так как вопрос был обращен главным образом к Марии, она ответила, что никогда не танцевала.
Он обернулся ко мне, – я как раз пришел в эту минуту из своей комнаты, – и воскликнул:
– Дружище, да возможно ли это?
– Что?
– Что ты не научил танцевать ни сестру, ни кузину. Вот уж не думал, что ты такой эгоист. А может, Матильда поставила тебе условие ни с кем не делиться ее наукой?
– Она была уверена, что хватит твоего искусства, чтобы создать в Кауке рай для танцовщиц.
– Моего? Ты вынуждаешь меня признаться сеньоритам, что я преуспел бы гораздо больше, если бы ты не вздумал брать уроки в одно время со мной.
– Дело в том, что Матильда надеялась закончить твое обучение в декабре, недаром она ждала тебя на первом же балу в Чапинеро.
Гитара была настроена, и Карлос заиграл контрданс, по некоторым причинам незабываемый для нас обоих.
– Что напоминает тебе эта мелодия? – спросил он, поставив гитару на колено.
– Многое и ничего определенного.
– Ничего? А наше с тобой соревнование на вечере у сеньоры?…
– Ах, да. Вспомнил.
– Речь шла о том, – сказал Карлос, – чтобы вывести из затруднения нашу строгую учительницу: ты собирался танцевать с ней, а я…
– Речь шла о том, какая из наших двух пар откроет контрданс.
– И ты должен признаться, что победил я, так как уступил тебе свое место, – смеясь, заметил Карлос.
– Мне не пришлось об этом просить. Спой нам, пожалуйста.
Мария сидела рядом с Эммой на диване, перед которым мы оба стояли. Во время разговора она бросила пристальный взгляд на моего собеседника, желая удостовериться в том, что было ясно ей одной, – в том, что я недоволен; потом сделала вид, будто забавляется, связывая концы своих кос.
Мама уговорила Карлоса спеть. Громким, звучным голосом он запел входившую тогда в моду песенку:
Трубит рожок, быть может, предвещая
надрывной трелью гибельный конец.
И в гомоне приветствий и прощаний
с улыбкою на смерть идет боец.
[30]Пропев песню до конца, Карлос стал упрашивать мою сестру и Марию, чтобы они тоже спели. Но Мария как будто и не слышала.
«Неужели Карлос догадался о моей любви, – думал я, – и нарочно завел этот разговор?» Позже я убедился, что дурно судил о своем друге: он был способен на легкомысленную выходку, но на коварство – никогда.
Эмма была готова петь. Подойдя к Марии, она сказала:
– Споем?
– Да что же я могу спеть? – спросила та.
Тогда я тоже подошел к Марии и шепнул ей: