Офицер Красной Армии (Поселягин) - страница 2

— Встать, — негромко приказал я себе, продолжая тискать болевшими пальцами листву, и тут же заорал, будя в себе жажду жизни. — Встать!

С трудом приняв сидячее положение я подполз к стволу дерева, в темноте было видно неподалеку его тёмную массу и, хватаясь руками за кору которую пробороздили глубокие трещины, с трудом встал. Покачиваясь, я держался одной рукой за ствол, а другой балансировал. Ноги с трудом держали меня. Я все силы вложил в этот последний рывок, так что чувствовал изрядную обессиленность. Мысли путались, и я никак не мог сосредоточиться.

Пока прорывался на поверхность, я пытался проанализировать ситуацию. Но из-за недостатка информации быстро бросил это дело. Выводы были не утешительны. Я воскрес и был жив, хоть и умирал и воскресал в жутких мучениях, но был похоронен и шансы выбраться, у меня были минимальны. Однако размышлял я и о том, где находился. По всем прикидкам после того смертельного ранения, когда меня разорвало почти пополам снарядом пушки 'мессера', моё тело было похоронено. На это намекали все те вещи, что были на мне. Конечно, за то всё время, что я пытался выбраться, одежда пришла практически в полную негодность, но определить, что я был в командирском френче и галифе смог. Даже нащупал кубари в петлицах. Да и попорчена она была попаданием снаряда. Он ведь не только тело повредил.

Так что по всем прикидкам я оказался на том же месте где меня похоронили. Знать бы ещё это сделали на месте ранения или отвезли куда? Ничего выясню.

Думаю, я бы не вылез из могилы, если бы не один заинтересовавший меня факт. Воскресал я всегда в полном порядке. Во время копания я трижды ломал руку, как-то умудрялся, пальцы не в счёт. Один раз вообще указательный палец повис на коже, и пришлось её перегрызать, откусывая чтобы не мешал. Однако во время следующего воскрешения всё было в порядке. На руках и ногах ни царапинки. Ощупывая себя, я убеждался, что полностью здоров. А дальше следовало продолжение борьбы за жизнь и я снова повреждал свои руки до такой степени, что нельзя было копать. Сколько раз я умирал от переохлаждения, обезвоживания, кровопотери? Много, я давно сбился со счёта.

Многие спросят, а куда я девал землю копая? Под себя, куда же ещё? Так потихоньку и поднимался. Поднялся и выбрался.

Всё ещё не веря своей свободе, я продолжал стоять, трясясь от крупного озноба и от холода, буквально упиваясь тем, что выбрался. Длилось это секунд десять, после чего я пошатнулся и ухватился за ствол обеими руками.

— Что б тебя, — тихо пробормотал я себе под нос.