Аня почувствовала, как из глаз покатились слезы. Ладно, «исследовательский центр» и подопытную можно списать на психическое заболевание соседки… но что-то было в ней, заставляющее если не верить, то прислушаться: не вела себя сто тридцать пятая как псих, а казалась просто сломленным, раздавленным человеком.
– Что за опыты? Расскажите мне, пожалуйста, прошу вас!
Сто тридцать пятая улыбнулась, вытащила руку из Аниной и потянулась к вороту халата. Рывок – и обнажилась грудь. Выступающие ключицы, выпирающие ребра – соседка была истощена. Но самое страшное – тело ее от шеи до пупка было покрыто сложной сеткой шрамов, подобных которым Аня еще не видела.
Соседка сидела полуголая, ничуть не смущаясь, и Аня могла внимательно рассмотреть ее уродство.
Будто ожоги – свежие, едва зарубцевавшиеся, но что это за проступающая черная сетка? Сосуды так окрасились? Бред, этого не может быть. И несколько страшных круглых рубцов, похожих на след от гигантской пиявки.
– Что это? – спросила Аня.
– Опыты. Исследования. Тебе расскажут.
В двери с протяжным скрипом сдвинули засов. Аня развернулась и приготовилась драться.
Поддерживая друг друга, пошатываясь, как хорошо поддатые приятели, человек и мутант побрели в лес. У Дыма кружилась голова, ноги слушались еле-еле, но рассудок был ясным, и он с удовольствием отмечал, что опавшая хвоя скрывает следы.
Сосновые стволы носились вокруг, словно карусель, небо вспыхивало разноцветными кругами фантастического салюта. Сердце стучало набатом и заглушало остальные звуки.
Донесся крик сталкера, вдалеке застрекотал автомат: люди вступили в схватку с мутантами. Это придало Дыму сил, и он удвоил усилия. От свистопляски тошнило – иногда он закрывал глаза, и тошнота отступала, зато обрушивались мысли об Ане. Каждая потерянная минута уменьшала ее шансы. Когда Дыму удавалось прогнать тревогу о сестре, он видел улыбающегося Алана, и сердце сжималось. Снова и снова боевого товарища убивала неведомая хрень, и Дым понимал, что Алан отныне будет приходить в кошмарах и корить, что не предвидел, не остановил.
Потеряв ориентир и чувство времени, Дым не знал, ни какое расстояние прошли, ни который час. Он переставлял ноги и пытался пробудить ярость, которая дала бы силы.
Принято считать, что ненависть, гнев и ярость – эмоции, разрушающие человека. Дым так не думал – не один раз ему удавалось выжить вопреки всему только благодаря ненависти. Ярость так вообще двигатель прогресса: перепрыгнуть через голову, построить новый мир, разрушить старый – только чтобы дотянуться до врага. Даже если ничего не получится, гнев поможет преодолеть бездну отчаянья.