Руководить погребением вызвалась Лютава, и Зимобор не сомневался, что приемная дочь Велеса очень хорошо знает, как проводить умерших в Навь, чтобы не испортить им возможность последующего возвращения в Явь.
Пока занимались этим, наступил вечер. Но еще до сумерек дозорный прибежал сказать, что по ручью едут люди княгини Замилы. Зимобор сам пошел навстречу, хотя теперь уже думал, что бывшая рабыня-хвалиска такой чести не заслуживает. Но ему хотелось расспросить ее о детях чародейки, чтобы не слышала Лютава. А та и не заметила его ухода: она все стояла над прорубью, опираясь на клюку, чтобы дать облегчение раненой ноге, и застывшими глазами глядела прямо в Навь: дух ее все еще вел умерших через Огненную реку, указывая путь. Ветер шевелил распущенные волосы, окутавшие княжну-оборотня до колен, и смотреть на нее мужчинам было боязно: в своем волчьем кожухе мехом наружу она сейчас как никогда напоминала саму Марену, Темную Невесту каждого умершего.
И княгиня Замила очень хотела поговорить с ним о детях проклятой чародейки! Едва завидев на берегу ручья знакомую плечистую фигуру и буйные каштановые кудри, она остановила своего отрока, сошла с коня и направилась к Зимобору прямо по снегу. Удивленный Зимобор спустился по тропе, подал ей руку и хотел помочь подняться, но хвалиска вцепилась в его руку и склонилась, будто собиралась упасть на колени. Ее красивое смуглое лицо выглядело измученным и даже заплаканным.
– О, князь Зимобор! – не столько сказала, сколько простонала она, и вид у нее был совершенно убитый.
– Что с тобой, матушка! – Зимобор прямо перепугался при виде такого горя этой гордой женщины. – Что у тебя за беда? Сын твой жив и здоров, сыт, укрыт. Все с ним хорошо. Идем, сама сейчас его увидишь.
– Да, идем! – Княгиня все еще держалась за его руку и клонилась, как деревце на ветру. – Идем, я хочу увидеть моего сына!
Зимобор повел ее вверх по тропе, а потом в овин, где по-прежнему жил Хвалислав. Увидев сына, Замила бросилась к нему, обняла и, кажется, заплакала. Хвалислав обнял ее, стал гладить по покрывалу и шептать что-то, а поверх ее головы бросил на Зимобора злобный взгляд – видно, думал, что это смолянский князь так расстроил его мать. А Зимобор сам был в недоумении. Да что у них там опять случилось?
– Это все Лютомер! – Наконец Замила взяла себя в руки, отстранилась от сына и вытерла слезы. – Это все Лютомер! – повторила она, обернувшись к Зимобору, и в ее черных глазах засверкал гнев. – Он… Он ограбил меня! Я собрала почти весь выкуп, двадцать гривен серебра, серебром, золотом, мехами! Я сняла все украшения с самой себя! – Она подняла руки, на которых больше не звенели браслеты и не сверкали перстни, украшавшие их в прошлый раз. – Я собрала все, что могла, взяла в долг у старейшин! А все потому, что не могла жить ни единого дня дольше без моего сына. Потому что я не могла ни есть, ни спать, пока мой сын здесь! – Она опять порывисто обняла Хвалислава и прижалась к нему. – Я привезла выкуп, привезла твоих людей! А он! Лютомер! Он напал и отнял у нас все! У меня больше нет ничего! Я не могу выкупить моего сына! Теперь мне нужно ехать за новым выкупом к князю, просить, собирать… Может быть, придется просить помощи у Святомера оковского, потому что я не знаю, у кого еще можно взять двадцать гривен серебром! Я не успею собрать второй выкуп за десять дней! Прошу тебя, княже! – Она протянула к Зимобору сжатые руки. – Прошу, не причиняй вреда моему сыну, я соберу второй выкуп и пришлю к тебе, даже в Смолянск, если ты уже будешь там. Хочешь, отдам тебе в жены мою дочь? Я предложила бы себя саму взамен моего сына, но я уже не так молода…