С первыми лучами зари две жрицы, оставшиеся снаружи, подали знак и запели. Твердята и Новина, стоявшие возле очага, подали Избране кремень и огниво. Обе вещи были очень древними, и Избрана взяла их в руки с таким трепетом, что едва могла удержать. Они принадлежали самой Светлине, дочери Крива, и с их помощью она разожгла первый огонь на пустом и безымянном тогда еще месте, где только предстояло вырасти святилищу и городу.
Дубовые дрова, щепки и береста уже были приготовлены. Избрана выбила несколько искр, осторожно раздула упавшие на сухую труху, и от волнения у нее перехватило дыхание. Было чувство, как будто она раздувает огонь новой жизни для целой вселенной. Наконец показался первый язычок пламени, по толпе пробежал вздох.
Когда огонь запылал, Твердята сделал знак, и два его сына вынесли меч в богато отделанных ножнах. Этот меч брал князь Волегость в свой последний неудачный поход, и его привезли назад осиротевшим.
– Вручаю тебе, Избрана, Велеборова дочь, священный меч Перуна, данный нам на защиту, врагам нашим на устрашение! – сказал Твердята и трижды провел клинком над пламенем жертвенника. – Освящаю его именами Сварога, Перуна и Дажьбога, призываю в него силу богов небесных и чуров родных! Призываю на тебя благословение Перуна и Макоши – да не погаснет огонь на священной горе, да живет вечно племя Крива!
Под радостные крики Избрана приняла меч и тоже трижды провела им над огнем. От возбуждения ей было жарко, и старинный меч не казался тяжелым. Священный огонь и меч плесковских князей вливали в нее такую силу, какой она не ощущала еще никогда. Она словно превратилась в дерево, уходящее корнями к подземным темным рекам и способное черпать силу самой земли. Она чувствовала себя древней Светлиной, пришедшей сюда, чтобы населить безлюдные просторы, пробудить к жизни все их богатства, наполнить своим потомством все пройденные земли. И пусть пока все ее подданные помещаются на этой площадке, пусть им предстоит еще не один трудный год, и немало трудов и опасностей ждет их впереди, но священный огонь горит и будет гореть, а значит, Плесков победил-таки зиму и впереди у него – весна.
* * *
Когда князь Зимобор с собранной данью вернулся в Смолянск, здесь его поджидали новости. Уже целый месяц здесь жил плесковский нарочитый муж Станимер с остатками дружины и уцелевшими домочадцами, всего восемь человек.
– Ох, княже, горе какое, горе лютое! – приговаривал он, рассказывая о своих бедах. – Сестра твоя, княгиня Избрана, у нас в Плескове объявилась! Князь-то наш Волегость погиб, сын его остался, ребенок еще, ни силы, ни разумения! Княгиня Избрана в Плесков чуть не целое войско варяжское привела. Брат мой Хотобуд, воевода, в детинце затворился с князем, хотел отпор ей дать, да не вышло! Варяги детинец взяли, брата моего убили, князя малолетнего к ней отвезли. Сам я едва вырвался, в чем был, в том ушел! Теперь сидит она в Плескове, войска собирает, хочет на тебя ратью идти! Пойду, говорит, и Смолянск захвачу, а потом и Полотеск захвачу, одна буду всеми землями кривичскими владеть!