Переходя от одной к другой, он только на седьмой раз увидел в зеркале девичье лицо, и тут же девушка сама схватила его за руку.
– Ты здесь? – обеспокоенно спросила она, безуспешно ловя его взгляд напряженным и растерянным взглядом. Она по-прежнему его не видела.
– Вот эта! – Зимобор поднял ее руку, пока не потерял снова.
И тут же девушка осталась на поляне одна – прочие одиннадцать исчезли.
– Вот эта моя невеста.
– А чем докажешь? – Старик нахмурился, и небо вдруг потемнело. Солнце спряталось, вершины берез тревожно зашумели, листья залопотали: не уходи, останься с нами, с нами!
– У нее половинка кольца, и у меня половинка, вместе будет целое. Нас этим колечком когда-то обручили.
Зимобор оторвал с пояса пришитую половинку золотого кольца, а вторую снял с ожерелья Дивины и показал обе старику.
– Да что-то ваше колечко пополам разломано. – Лес Праведный покачал головой. – Твоя мать, когда его рубила, что говорила? Как двум половинкам вместе не бывать, так и ей тебя не видать?
– Дай сюда! – Хродгар вдруг забрал у Зимобора обе половинки и положил их в свою чашу. – Могучий Фрейр! – попросил он, держа чашу перед собой. – Силой жертвенной крови и оленьего рога, твоей любовью к прекрасной Герд, заклинаю тебя: сделай кольцо целым, неразделимым, как ожерелье сестры твоей Фрейи, владеющей силой жизни и смерти!
Из чаши раздался звон. Хродгар заглянул туда, удовлетворенно кивнул и вынул целое золотое кольцо.
– Держи!
Зимобор взял у него колечко и вложил в ладонь Дивины. Она взяла его руку и ощупью надела кольцо ему на палец – точно так же, как уже однажды сделала это десять лет назад.
И радостно ахнула – она увидела его!
– Ледич! – Смеясь от радости, она обняла его за шею, оживившись, словно проснулась от глубокого сна и наконец-то вспомнила все, что было. – Все-таки ты здесь! Дедушка! – Она обернулась к старику: – Дедушка, отпусти меня! Ты меня от смерти спас, два раза мне пропасть не дал, но уж отпусти теперь, не могу я у тебя больше оставаться! Не для того же ты меня спас, чтобы я навсегда в той избушке на ножках осталась! Отпусти меня, у меня отец есть, жених вон есть, я жить хочу, и чтобы детки были, чтобы род наш продолжался. Отпусти!
– Я-то тебя отпущу, – со вздохом ответил старик и сурово взглянул на Зимобора. – Да только здесь не лучше ли тебе будет, чем там, снаружи? Здесь я тебя, внучка, от любой беды укрою, потому и забрал. В детстве была тебе судьба в лесу пропасть – ведь тебе обручаться проклятье не давало. А отец обручил тебя, не послушался. Упрям он, отец твой, нипочем с судьбой мириться не желает, желает все по-своему сделать! И брат твой такой был, за упрямство свое и погиб. Но брат сам свою участь выбрал, хоть умер – да по-своему. А ты, овечка моя белая, была дитя неразумное, за тебя все другие решили, потому мы с Матерью и пожалели тебя. Она тебя увела, от Девы спрятала, мне отдала, я тебя столько лет берег и растил. Как его мать ваше обручение разрубила – ты стала свободна, я тебя, когда всему выучил, назад в белый свет выпустил. А ты там и двух лет не прожила – опять обручилась, да все с тем же! Что тут скажешь – судьба! Что у Старухи посеяно, то у Девы прорастет! Хочешь – иди к своему земному отцу. Пока ты с ним живешь – ничего тебе не грозит. И ты, голубь, пока верен той, какой обещался, – Лес Праведный многозначительно глянул на Зимобора, и тот понял, что старик говорит о Младине, – она тебе будет помогать, все по-твоему делать. А изменишь ей, женишься – тогда смерть твоя. Сами решайте, что вам делать. А отпустить – я отпускаю. Ступайте!