— Прими клиночек. Пригодится.
— Не нужно, — угрюмо пробормотал Лит.
— Это подарок, а не плата. И в Кэкстоне никого этим ножом не резали. По крайней мере, в последнее время.
— Мне отдарить нечем, — Лит спохватился, полез за пазуху…
Одноглазый оценил клык:
— Нормальный зверек. Спасибо. Только мы не возьмем. У нас порядок такой — кто лично зверушку завалил, тот украшением и хвастает. Мне вег-дич не попадался. Вот детка моя подстрелила, но клык носить стесняется.
— Я благородное ношу, — высокомерно заявила молодая женщина и улыбнулась. На пальцах и в ушах у нее действительно красовалось богатое серебро, но глаза были куда ярче — плавали в них дивные янтарные блестки.
Лит засмотрелся.
— Эй-эй, парень, — одноглазый ухмыльнулся. — Веди себя прилично. И вообще, помни, что лучше держать себя в руках. Не хмурься. Еще вспомнишь меня, поблагодаришь за дельный совет. Поразмысли, что с тобой такое. Ну, счастливо. Будешь в Тинтадже — если прижмет, сошлись на Полумордого. Помогут.
Супруга одноглазого доброжелательно улыбнулась, и они исчезли в зарослях. Лит только и услышал хрипловатое:
— Ненавижу эти гадские лодки…
29-й день месяца Листа.
Река Синелила
Попался Лит глупо. Нужно было еще в темноте по реке из города выбираться. Совет Полумордого был правильный, только одного одноглазый шпион не понимал — возвращаться в лес без топора, все равно, что руки в городе забыть. За своим старым проверенным инструментом Лит, понятно, соваться не рискнул. Как народ проснулся, пошел на рынок. Денег не было, но можно было обменять дареный нож на нормальный топор. Жалко, конечно. Нож был красивый, с узкой ручкой, обмотанной ярким двухцветным ремешком. Лезвие расширяющееся, глянцевое, отполированное. Хоть как в зеркало в него смотри, когда бреешься. Бриться Лит еще не начал, но расставаться с подарком страшно не хотелось. Нож притаился за голенищем, а Лит ходил по рыночным рядам, примеривался, кому благородную вещицу предложить. На оборванного парня поглядывали настороженно, но не гнали. Оборванцев на рынке хватало, а вонять углежог, по студеному утреннему времени, вовсе и не вонял. Рискнул Лит предложить нож торговцу скобяным товаром — прогнали. Торговец еще и вслед во всеуслышание заявил, что ворованное не скупает. Лит потоптался возле оружейной лавки, сунулся внутрь, там двое купцов арбалет выбирали, пришлось выйти. Тут загремел барабан, народ потянулся ближе к воротам. Должно быть, указ наместника объявлять собрались. Что-то орал глашатай, Лит не прислушивался. В то, что розыск беглого углежога объявят, не верилось. Много чести. Это ж Полумордый им насолил, пусть за ним и гоняются. В животе сосало от голода. Лит вежливо обратился к благообразному плотнику — не знает ли тот, где недорогой топор выменять можно? Плотник только рукой махнул — отстань, не видишь, казнь представляют. На узком помосте возились, там кто-то тонко заверещал. Лит глянул, рот открыл, — трое здоровых стражников подвязывали к столбам мелкое существо, одетое лишь в ветхие широкие штанишки. Существо выкручивалось, вырывалось, рот ему заткнули, но из-под тряпки слышался вырывался глухой визг. Тварюшка была ростом с ребенка, отчаянно брыкалась ногами, поросшими густой серой, похожей на заячью шерсткой. В толпе спорили — банника поймали или ниссе? Стражники, наконец, справились с увертливым дарком, потянули веревки, подвешивая тварюшку вверх ногами. В толпе захохотали, одобряя. Старик у помоста заорал — «Так его, воришку!». Старший стражник рванул с дарка тряпье, — тот заскулил, забился, растянутый как для свежевания. Когда пара стражников начала попеременно молотить дарка палками, Лит понял, что смотреть на казнь совершенно не хочет. Протиснулся между людьми, выбрался на улочку. За спиной слышался равномерный стук палок, хруст костей да глухой вой. Народ присмирел, глядел, тихо перешептываясь. Лит уже квартал прошагал, а все слышал скулеж живучего дарка. Дурное место — город. Ладно бы придушили, а то вот так, промеж ног палками забивать.