Ветер попутный помогал, — квадратный парус над головой, пусть невеликий размером, все время гудел, напрягаясь. Мачта опасно поскрипывала, Лит гадал, когда же она на голову грохнется? Гребцы побаивались, а господин Хабор поглядывал вверх довольный. Лит над той загадкой раздумывал, — совсем и не из благородных Хабор, — солдатом был, потом на руднике за рабочими присматривал, пока по пьянке не порезал своего товарища. Хитрый он, и чуткий как старая крыса. И все? Ну, еще у него плеть и кулаки имеются. Да, про топор забывать нельзя. Хотя хозяин им пока и не пользуется, топор — это довод. Значит, власть — кулак и плеть? Достаточно, чтобы взрослые мужчины под себя мочились, стоило зоркому глазу хозяина на них остановиться. Да, о подобном в Книге ни слова не упоминалось. Может быть, дальше, в отсутствующих страницах?
«Хозяином» Хабора даже его дружки-охранники именовали. Вроде в шутку, но на самом деле тоже побаивались. Только старичок, что на кормовом весле сидел, да колдун на хозяина внимание мало обращали. Колдун совсем чудной был. Целыми днями, кутаясь в грязный плащ паломника, на носу сидел, сгорбившись, листал лохматую книгу, нашептывал, скляночки с порошками перебирал. По вечерам начинал колдовать, бубнить что-то, в небо голову задирая. Руками в цыпках пыль цветную подбрасывал, да дул на нее, так что от натуги сопли летели. На «Второй», и так не шумной, народ замирал. Вроде и нелепо колдун колдовал, а ветер-то каждый день попутный.
Плаванье вроде как упорядочилось. Это вначале весла путались, то стучали, то хлюпали. Старик с кормы визгливо орал, Хабор плетью работал. На других барках еще хуже было, — того и гляди, весла переломают. Сейчас уже привычка пошла, — с утра с якоря снялись, до завтрака руки и спину от весла во всю ломит. Днем не кормили — хозяин любил повторять, что от еды человек тяжелеет. Воды хоть от пуза пей, за бортом ее сколько угодно. Развлечений мало — болтовня тихая, да изредка что-то интересное на лесистом берегу мелькнет. Деревня за четыре дня единственная попалась, да и ту в полной тишине прошли — поход-то тайный. Оленя видели, уток несметно. Пара мелких лесных волков на берегу сидела, на барки удивлялась. Больше ничего — лес, вода, плеск весел. А значит работай, в силу наваливайся на корявую рукоять.
— Я ей говорю — да тут рядом у меня товар, за огородом воз стоит, — тихо рассказывал гребец, рослый детина, с глубоким шрамом на подбородке, сидящий впереди Лита. — Она, дуреха, пошла. Прямо передо мной тыквами этак вертит. Ну, я рот ей зажал, в свекольную ботву рылом сунул, да приплющил. Смех — рядом в мастерской муж стучит по деревяшкам, старается денежку сшибить, а я за забором его баруху пошворю. Она уж и не барахтается, присмирела.