— Уру-ру-рра!!! — выли рядом. Уже вскарабкались на уступ, — десятка два, — одичавшие, уродливые, махали копьями и луками.
Отступать комдиву было некуда, выпрямился, распоясанный в набухшей кровью гимнастерке, вскинул наган. Щелчок, щелчок, — звонко треснул над рекой единственный выстрел. Толстый дикарь в каких-то чудных тройных рогах, изумленно скосил глаза на свою грудь, лапнул когтями костяные украшения и рухнул мордой вниз. Остальные попятились, всполошено выставляя копья. Снова тщетно щелкал боек револьвера, пятились низкорослые горцы. Еще перекатывалось над ущельем эхо выстрела.
Отец шагнул назад.
— Верка, уходите! Прыгайте. Река вынесет.
— Егор…
— Выполнять! — отец подхватил с земли, вырвал из ножен шашку.
— Уру-ру-рра!!! — снизу полезли решительно.
Лёшка видел, как сверкала в холодном воздухе шашка. Вдоволь когда-то погуляла Златоустовская сталь под Орлом и Курском, потом от Крыма до Туркестана добралась. Что белую кость крошить, что темную под мохнатой плотью — невелика разница. Но стрелы отбивать — то только в сказках бывает. А из гимнастерки латы слабенькие.
— Уходите, Верка!
Лёшку подхватила неведомая сила, — вышвырнули мамины руки за срез скалы, губя и спасая. Летел Лёшка на пенные камни, и верить тому не верил. Вода бурная не мягче тех камней оказалась, — вышибло дух мгновенно, закрутило в брызгах и холоде ледяном.
* * *
Пришел в себя на мелководье. Река урчала успокоенно. Тело — колода промерзшая. Выполз по камням тритоном издыхающим. Вокруг лес молчащий, только вода шумит. Деревья высоченные, стволы во мху зеленом. Почти секвойи, будь они прокляты. Прижал Лёшка к голове ухо оборванное, и, шатаясь, в чащу поковылял. Где та скала, то плато крошечное? Ничего в этом мире Лёшка не знал. Не знал, что с горными орками батя схватился, и что до ближайшего человечьего жилья месяц пути. Не знал, что люди там ничуть не лучше орков.
Одно знал — в тот день лучше было со своими погибнуть.
23-й день месяца Листа.
Хутор в верховьях р. Синелилы (один переход от Кэкстона)
— Мы будем готовы не ранее начала зимы, — сказал лорд Эйди.
— Что ж, мой друг, всецело полагаюсь на вас.
Голос союзника, неизменно благозвучный и убаюкивающий, звучал дружелюбно, но лорду Эйди вновь почудилась насмешка. Пожилой мужчина обернулся, взглянул, — Нааг-Хаш полулежал на кушетке в своей излюбленной позе, облокотившись о мягкие подушки, по грудь укутанный в меховые одеяла. Согревал узкие ладони о бокал с горячей водой. Ресницы опущены, точеное лицо абсолютно беспристрастно. Слой пудры делал лицо светлым, почти человеческим. Умеет ли союзник смеяться, лорд Эйди не знал. Собственно, это было не важно. Нааг-Хаш не брат по вере, и уж тем более не друг. Союзник. Весьма полезный союзник. Об остальном будет время подумать позже. Светлый подскажет, поможет.