А пойдете на службу с патентами,
Не глядите на службе доцентами,
И не брезгуйте, дети, презентами...
Говорите всегда комплиментами,
У начальников будьте клиентами..."
И так далее, - еще строк двадцать в том же духе и на ту же рифму.
Населению Четыреста Сорок Восьмой идея монорима пришлась по вкусу, тем более, что тут же последовал призыв к действию, исполненный тем же замечательным способом:
Напишем, братцы, монорим!
Раз двадцать рифму повторим,
Насочиняем, натворим,
От вдохновения сгорим,
Бумагой всюду насорим,
Москву и Питер покорим,
Париж, и Хельсинки, и Рим
Весь мир стихом своим взбодрим,
И будет этот монорим
Прекрасен и неповторим.
И поэтому едва прозвучало задание - первые строчки предполагаемых моноримов: "за что мне нравится кино" и "когда мне было десять лет", - Четыреста Сорок Восьмая мгновенно забурлила, забубнила, зарифмовала, зашевелила мозгами во все стороны, и результат тут же (не прошло и часа) не замедлил сказаться.
Когда мне было десять лет,
Приснился как-то мне валет,
Наглец, красавец и атлет,
Одет в малиновый жилет,
С плеча свисает эполет,
На шее черный амулет,
В руке держал он арбалет,
Заткнул за пояс пистолет.
Я говорю ему: - Привет!..
Мол, сколько зим и сколько лет.
Он выстрелил в меня в ответ
И закричал: - Умри, поэт!
Оставь навеки этот свет!
Здесь для поэта места нет!
Я возмутился: - Что за бред!
Убить поэта - страшный вред!..
Тут вспыхнул в небесах рассвет,
Растаял сон, исчез валет.
(Наташа Хейфец, Оля Красная)
За что мне нравится кино?
Оно, как терпкое вино,
Огнем любви напоено,
Мечты и музыки полно,
Оно и грустно, и смешно,
И благонравно, и грешно,
Однообразья лишено
В нем все мгновенно решено:
Хромой пират идет на дно,
Соперник прыгает в окно;
Красотка в черном домино,
Злодей в лимонном кимоно;
Он с ней сначала заодно
И вдруг - кинжал, в глазах темно,
И расплывается пятно,
И багровеет полотно,
И все - закончилось кино.
А дома снова все одно:
Унылых дней веретено
И так до нового кино.
(Катя Лукина, Таня Слепова)
Когда мне было десять лет,
Была я тощей, как скелет,
Тому причиной стал балет,
Который свел меня на нет.
Что делать, я дала обет:
На завтрак, ужин и обед
Не есть ни хлеба, ни котлет,
Не кушать щи и винегрет,
Не трогать кашу и омлет,
И даже яблочный рулет
Мне, бедной, тоже был во вред.
Я стала тонкой, словно плед,
Вуалей легче и газет,
Я танцевала менуэт,
Почти не оставляя след.
Меня не отражал паркет,
Смотрели сквозь меня на свет,
Кончалась жизнь моя. Ну, нет!
Уж лучше яд и пистолет!
Решив почуять жизни цвет,
Я свой нарушила обет,