Гертруда пожала плечами.
— Возможно. А куда вам торопиться?
— Ну как куда… Просто неудобно потом перед людьми будет. Месяц прошёл, а результат где?
— Полноте вам, — отмахнулась Гертруда. — Не о том думаете. Люди-то ведь всё прекрасно понимают. Речь идёт о жизни и смерти, тут нельзя торопиться. Ваше оружие их единственная надежда. Так что не печальтесь попусту и занимайтесь столько, сколько нужно… Кстати, об оружии. Лар ещё с утра затеялся, весь день в кузне стучал. Уже приходил, интересовался, не пришли ли вы. Говорит, готовы те горошины. Пусть принимает.
— Это хорошо, — рассеянно кивнул Алексей. — Готов хоть сейчас. Куда идти, подскажете?
— Конечно, — тяжело поднялась Гертруда. — Идёмте, я провожу.
Кузница оказалась где-то на отшибе. На берегу мелкого ручейка расположилась широкая избушка. Высокая закопчённая каменная труба попыхивала чёрным дымком. Из широкой открытой двери доносилось редкое двойное постукивание.
— Кхм, — прокашлялась Гертруда. — Эй, хозяин!
— Разрешите, я сам спрошу, — попросил Алексей. — Весь день ходил как немой. Что вы сейчас сказали?
— Пожалуйста, — усмехнулась старушка. — Хозяина позвала. Помните как?
— Найду…
Алексей мельком глянул в блокнот и деликатно постучал о дверной косяк.
— Хозяин, можно войти?
В конце концов, надо же понемногу практиковаться. Слово здесь, слово там. Глядишь, через недельку и блокнот не понадобится. А то батарейка скоро совсем разрядится, придётся на бересту переходить. Ещё то будет зрелище.
Что-то загремело. Постукивание прекратилось.
— Можно, можно, — с некоторой задержкой отозвался кузнец. — Заходите.
Ощущая всем телом невероятное количество близкого металла, Алексей пригнулся и шагнул через порог.
В глаза сразу бросилась необычно широкая, пышущая жаром печь. Чумазый паренёк бросил раздувать мех и настороженно уставился на гостей.
— Проходите, проходите, — раздалось из тёмного угла. — Это Осип, сынишка мой младшенький. — Учу вот ремеслу помаленьку.
Утерев капли с бороды, Лар поставил кувшин.
— Уфф, что-то жарковато сегодня… Ну так что, Олекший, — потянулся за кожаным кисетом на поясе. — Готов твой заказ. Принимай, стало быть, свои горошины.
Растянул горловину и одну за другой выложил на наковальню поблёскивающие шарики.
— Ровно восемнадцать. Как ты и говорил.
Алексей заинтересованно протянул руку и едва не вскрикнул, когда пальцы коснулись серебра. Кожу резанул дикий холод. Так когда-то в детстве сдуру схватил сухой лёд из промышленной упаковки мороженого. Минус семьдесят восемь градусов Цельсия. Потом на всю жизнь запомнил.
Отдёрнув немеющую ладонь, ошарашенно оглянулся на Гертруду.