Ален, Ева и я вместе проделали долгое путешествие. Мы испытали все по полной — удовольствие, ад, жизнь… Я обнаружил, что, став хиппи, уже не испытываю такого страха перед жизнью. Музыка, Америка, свобода — я хотел все попробовать и всем насытиться. Даже наркотиками. Особенно наркотиками… Впрочем, я искал также любовь и наслаждение. Я растворялся в других телах, в чужих постелях — вплоть до полной потери самого себя… А потом я вернулся. Без всяких объяснений. Каждый раз, когда я возвращался, Ален и Ева встречали меня с одинаковой радостью. Они уважали мою потребность в свободе. Может быть, в глубине души они немного завидовали мне.
…В течение многих лет Ален и я были любовниками Евы. Она принимала с одинаковой легкостью мои отлучки, депрессии Алена, точно так же, как дождь или ветер, жару или мороз. В течение многих лет в наших отношениях не было никаких — я повторяю, Майя, — абсолютно никаких проблем.
А потом, в одно прекрасное утро, я почувствовал себя так хорошо в Ашбери, что мне больше не захотелось уезжать. Ни на одну ночь, ни ради любой женщины… Я понял, что мое существование ничего не значит без вас троих. Твоя мать затмила всех остальных женщин. Она была неповторима. Если бы еще и мы с Аленом стали любовниками, наш треугольник обрел бы полное равновесие. Но мы никогда этого даже не представляли… Видишь ли, Ева… о, прости, Майя… видишь ли, треугольник — шаткая фигура, она рано или поздно распадется, даже если в основе этого треугольника — peace and love.
Наркотики рано или поздно должны были привести к смерти. Когда Ален начал погружаться в ее пучину, мы с твоей матерью смогли удержаться на плаву. Инстинкт выживания приближал нас друг к другу и отдалял от Алена. Мы не почувствовали приближения опасности.
Катманду… Пагубное место, название которого и сегодня отдается в глубине всего моего существа с бесконечной печалью… Когда я думаю о Катманду, перед моими глазами проходят тени погибшего поколения… А в те времена мы с твоей матерью мечтали совершить туда путешествие… Путешествие, в котором Алену уже не было места. В нас пробудилась буржуазная злоба. Мы больше не хотели идти той же дорогой, которой шел твой отец. Умоляя, чтобы он позволил нам поехать туда вдвоем, мы нанесли ему первый жестокий удар. Мы убили магию нашей любви и подавили наши общие стоны наслаждения. Мы постарели. Даже хуже — мы были уже мертвы, но не знали об этом! Мы пытались расстелить счастье у себя под ногами, как красную парадную дорожку, тогда как счастье было уже позади. Погибшее поколение…