Майя набрала номер, который оставил ей доктор Бенамер.
— Кардиохирургия, добрый день.
— Здравствуйте. Могу я поговорить с доктором Бернштейном? — Руки Майи повлажнели от пота.
— Да, а кто вы?
— Дочь месье Суриаля.
Майя нервно облизнула губы. С сегодняшнего дня она всем представлялась дочерью Архангела, и у нее было чувство, что она одновременно и режиссер и жертва какого-то чудовищного фарса.
Голос врача звучал дружелюбно, и это ее обнадежило.
— Операция прошла хорошо. Сейчас вашего отца отвезли в реанимацию. Пока еще рано делать прогнозы. Но предварительные признаки благоприятны: в целом его состояние удовлетворительное. Его вовремя госпитализировали, поэтому другие органы не успели пострадать… Это хорошие показатели. Но более определенный ответ я смогу дать вам только через сутки-двое… Нужно подождать, пока ваш отец отойдет от наркоза.
— А сколько времени это занимает?
— У всех по-разному.
— Я могу его увидеть сегодня?
— К сожалению, это запрещено. Может быть, завтра. Но предварительно позвоните.
— Спасибо. В котором часу?
— Когда угодно. В реанимации нет обеденных перерывов!
— Вы можете сказать мне что-нибудь еще?
— Пока нет. В любом случае, у нас есть ваш телефон. Если появятся даже небольшие осложнения, мы вам позвоним. Я буду дежурить этой ночью. Вы — мадам…
— Хоффман. Два «ф», одно «н». Я не помню, оставляла ли номер мобильного. На всякий случай продиктую еще раз.
— Приезжайте завтра утром. Я не обещаю наверняка, что вам разрешат увидеть отца, но я с вами обязательно увижусь. До завтра. И выше голову!
Что может быть печальнее вечера понедельника, в одиночестве, в Париже, в конце августа? Этот вечер… Девять часов. Ребекка ушла в кино. Мари сегодня ночует у Симона и Ольги. Окна квартиры, выходящие на бульвар Распай, открыты настежь. Летний зной настолько тяжел, что уже опустевшие улицы по-прежнему во власти запахов выхлопных газов и метро. Эти запахи напоминают Майе Нью-Йорк. Она лежит, вытянувшись на кровати. Грохот мотоцикла, доносящийся снаружи, звучит как череда взрывов. Майе ужасно хочется снова оказаться в Ашбери. У нее такое чувство, что она в Париже проездом.
Скрежет ключа в замке входной двери заставляет ее очнуться. В комнату входит Пьер и закрывает за собой дверь.
— Не могу спать в одиночестве, — говорит он, садясь на край кровати.
— Пьер, не надо осложнять ситуацию. Мы же постоянно говорили о том, что разойдемся. Теперь, когда это произошло…
— С тех пор как мы занимались любовью в ту субботу, я думаю о том, что…
— О чем?
— Почему бы нам не попытаться начать все сначала?