— Ничего, все в порядке.
— Извини меня…
— Ничего. На твоем месте я поступила бы так же, — сказала Леа, отвернувшись к окну.
— А вы знаете, месье д'Аржила, что Леа только что сказала мне?
— Нет.
— Что она вступает в Красный Крест.
Лоран подошел к Леа и заставил ее повернуться.
— Это правда?
Сколько тревоги в его голосе!
— Да.
Он привлек ее к себе и очень крепко обнял.
— Ты, наверное, права, после всего этого…
Альбертина де Монплейне вышла, пожав плечами.
Оставшись одни, Лоран и Леа долго молчали.
Он подошел к ней и нежно взял за подбородок. Она упрямо пыталась сопротивляться.
— Почему?
О, этот взгляд брошенного ребенка! Как ему хотелось бы изгнать из ее памяти все ужасы, населившие ее, вернуть ей ту беззаботность, которая была частью ее привлекательности. Но он сам был слишком скован горем, чтобы оказать достаточную помощь. Он догадывался, что решение записаться в Красный Крест было вызвано только ее растерянностью перед лицом будущего, казавшегося ей темным и трудным.
— Почему? — повторил он.
— Потому что я хочу умереть.
При других обстоятельствах он разразился бы смехом от такой юношеской горячности, но сейчас…
— Не говори глупостей, перед тобой еще целая жизнь…
— Ты рассуждаешь, как мои тетушки!
— Я тебе говорю о здравом смысле…
— Говоришь о здравом смысле!.. Ты сам-то знаешь, что такое здравый смысл? Я — нет. С самого начала войны я не видела вокруг себя ничего, что напоминало бы о здравом смысле, скорее все было сплошной бессмыслицей. Разве здравый смысл толкает толпу на расправу или на гнусный спектакль, где несчастных стригут?
— Я согласен с тобой, что мы в царстве бессмыслицы, но не присоединяйся к ней, принимая решения, столь непохожие на тебя. Подумай, через несколько месяцев война закончится, все нужно будет восстанавливать, надо будет жить, как до войны.
— А ты сможешь жить, как до войны? После того, как они убили Камиллу?
Судорога боли мгновенно исказила лицо Лорана.
— Это необходимо. Я должен думать о Шарле.
— У тебя есть Шарль! А у меня ничего.
— У тебя есть Монтийяк.
— Я не хочу больше слышать о Монтийяке, там было слишком много смертей. Я ненавижу это место… Я больше никогда туда не вернусь.
— Как ты изменилась со вчерашнего дня… А я думал, что ты счастлива встречей с Франсуа Тавернье. Это тот мужчина, который тебе нужен.
— Франсуа Тавернье думает только о…
— Какой мужчина не подумал бы об этом же, увидев тебя.
— Но не ты!
Картины их единственной ночи в тулузском подвале всплыли в памяти с ясностью, заставившей их покраснеть.
— Он любит тебя, Камилла говорила мне это. Она считала, что ты его тоже любишь.