Леа обняла свою тётю.
— Конечно, обещаю. Можно попросить у тебя совета?
— Конечно, дитя мое. О чем идет речь?
— Видишь ли…
Она запнулась. Зачем, в самом деле, говорить об этом, когда все так перепуталось в ее сознании.
— Что ты замолчала?.. Об этом трудно говорить?
— Я решила пойти в Красный Крест.
— В Красный…
Скажи Леа «я хочу» вместо «я решила», и она, может быть, не кинулась бы сломя голову в эту авантюру. Но Леа, приняв определенное решение, не могла уже отступить, гордость мешала ей.
— Ты все слышала: я решила записаться в Красный Крест.
— Но ты не сестра милосердия! — воскликнула мадемуазель де Монплейне.
— Я запишусь не как сестра милосердия, а как водитель.
— Но почему такое намерение, когда ты нужна нам всем? А Монтийяк? Ты подумала о Монтийяке?
— Монтийяк разрушен!
— Его можно восстановить!
— На какие деньги? У нас нет средств!
— Нотариусы…
— Имение заложено, черт возьми!..
— Леа!
— О! Прошу тебя! Время светских разговоров прошло, кончилось, как и Монтийяк.
— Подумай о своих сестрах, о Шарле, любящем тебя, как свою мать.
— Мои сестры прекрасно обойдутся без меня. Посмотри на Лауру, это деловая женщина. Что же касается Шарля, то у него есть отец.
— Когда ты так решила? Почему?
— Когда? Я не знаю… Может быть, этой ночью, видя горе Лорана, вспоминая о смерти Камиллы, тетушки Бернадетты, Сидони, Рауля Лефевра, Пьеро и стольких других. Я хочу находиться в войсках генерала Леклерка, хочу вместе с ними войти в Германию, я хотела бы быть мужчиной, чтобы держать автомат и сражаться… Я хотела бы иметь возможность убить сотни их…
— Замолчи, моя девочка, ты сошла с ума.
Леа была вне себя, лицо покраснело и исказилось, глаза сверкали от ненависти, рот был перекошен.
— Может быть, но я хочу видеть, как они страдают, я хочу присутствовать при их поражении, хочу видеть, как они бегут по дорогам под бомбами, видеть их развороченные животы, вырванные глаза, видеть их сожженных детей… Я хочу видеть их города разрушенными, их поля опустошенными, их дома разграбленными… Особенно я хочу видеть их униженными, как они унижали нас, хочу видеть их покорными, какими были мы, хочу видеть, как они ползают на коленях… я хочу, чтобы они погибли…
Ее крики донеслись до Лорана, который в изумлении слушал ужасные слова этой прекрасной девушки.
Нервный криз продолжался недолго.
— Ах!
Пощечина прервала словесный поток. Леа смотрела на Лорана в изумлении: она никогда не подумала бы, что он способен ударить женщину.
— Осторожно, ей, кажется, дурно, — воскликнула Альбертина.
Лоран бросился к ней, но Леа уже выпрямилась.