— А вы вытворяете? — поинтересовалась Мазена.
— Тебе-то зачем?
— Мало ли… на будущее… мы, Радомилы, предусмотрительны.
— Вытворяю, вытворяю, только вам оно не поможет. А ты, Себастьянушка, продолжай, времени у нас много, до утра самого… все одно раньше дом не откроется.
— Он правду говорит? — шепотом поинтересовалась Евдокия, которой чем дальше, тем меньше в этом доме нравилось.
— Не знаю, — Лихо ответил также, шепотом, и в шею поцеловал.
Прилюдно.
Ужас какой, но смутиться Евдокия не успела…
— Кстати, дорогая Мазена, я вам даже попытку отравления прощаю… понимаю, что вы не по собственной воле, из интересов рода, так сказать… а тут я мешаюсь, не подпускаю к королевичу… и да, полагаю, вы вовсе не в фаворитки метили. Радомилы надеялись получить новую королеву? И за ради этих надежд готовы были рискнуть вашей жизнью, не говоря уже о какой-то провинциальной панночке, которая сама своего счастья не разумеет.
— Не докажете…
— И не собираюсь. Это я так, к слову, чтобы не осталось недомолвок. Были у меня подозрения и на Эржбету…
Та лишь плечиком дернула и уточнила:
— Из-за бабушки, да?
— Из-за нее… и еще из-за вашей… семьи. Вы — единственный выживший ребенок. Полагаю, неспроста… поначалу я думал, что вам или отец не родной, или матушка… так бывает.
Она вздернула подбородок, явно не собираясь комментировать сие сомнительного свойства предположение.
— Но после, присмотревшись, я нашел весьма характерные черты и Драгомилов, и Пшескевичей, которые, правда, в глаза не бросаются. Сомнений нет, вы — родное дитя.
— И что?
— Ничего, — Себастьянов хвост соскользнул с запястья Клементины, и та отступила к алтарю, но была остановлена ведьмаком. При том, Аврелий Яковлевич и с места не сошел, лишь укоризненно головой покачал, и Клементина смутилась, будто гимназистка, застигнутая за разглядыванием открыток фривольного содержания.
Меж тем ненаследный князь продолжил:
— Осталось два варианта. Счастливую случайность я отмел, поелику в этакие случайности не особо верю… да и предыдущие беременности крепко подорвали здоровье вашей матушки… вон, Аврелий Яковлевич и справку от медикуса раздобыл, по которой выходило, что сама панна Берута выносить и родить жизнеспособное дитя никак не могла. Следовательно, возвращаемся к последнему варианту. Заменная жизнь, так?
Эржбета молчала.
— Не волнуйтесь, вас-то никто не обвиняет… вы, простите, не в том возрасте были… если вообще вы были, чтобы решение принимать. А бабка ваша, которая обряд проводила, давно уже человеческому суду неподсудна.
— Какая теперь разница?
— Никакой, Эржбета, совершенно никакой… вы не виноваты, что ваша бабка хотела наследника, а отец оказался чересчур слаб, чтобы противостоять ее желанию. И боязлив… или не знаю, в чем дело, но доказать, что он о ритуале знал, не получится. Но он знал и потому вас боялся.