И его, и прислугу… колдовка, как есть колдовка… и доказать бы, что чарами пользуется нелицинзионными, запретными, тут-то…
Богуслава выдохнула и кулаки разжала. Нет, мачеха, пусть и стерва, но умная, такая на простых запретных чарах не попадется…
— Панночка Богуслава, — сладко блеяла девица за дверью. — К вам пришли.
— Кто?
— Пан Себастьян…
Пришел?
О да, и трех дней не минуло. А ведь клялся, что и часу без нее прожить не способен. Нет, Богуслава не верила, она была девушкой разумной и с большими планами, которым, правда, несколько мешал характер. А что сделаешь, если кипит в крови горячая южная кровь? Небось, папенька и сам таков, чуть что не по его, так и в крик, но отходит и прощения просит. Вон, на прошлой седмице камердинера, некстати под руку сунувшегося, плетью отходил. А после раскаялся, поднес портсигар серебряный с янтарем, коньяку дорогого и семь сребней, на доктора, значит. И ведь камердинер, подлец этакий, зная батюшкин норов крутой, сам подлез…
Но речь не о батюшке, и не об этом пройдохе, который и сам-то поддался Агнешкиным чарам, небось, следит за хозяином, доносит о каждом шаге… нет, никому нельзя верить.
И горничной.
И камеристке, которая знай, вьется, нашептывает, что, дескать, ежели Богуслава с Агнешкою общего языка не найдет, то вылетит из дома отчего в замужество… небось, всяк знает, что ночная кукушка петь горазда. И не Богуславе, некогда любимой дочери, единственному свету в окошке князя Ястрежемского, пытаться перекуковать ее…
Но стоило Богуславе подумать о том, чтобы с мачехой помириться, как прямо-таки зубы сводить начинало от злости. Хотя нет, не ссорились ведь, жили в одном доме, да порознь, одной крышей, да чужими людьми. И понимала, понимала Богуслава, что правду говорит хитроватая баба.
Оттого и спешила сама свою судьбу сладить.
И Себастьяну Вевельскому в грандиозных прожектах будущей жизни было отведено самое что ни на есть центральное место.
А он сопротивлялся.
Сволочь.
Богуслава сделала глубокий вдох и, кинув взгляд в зеркало, велела:
— Пусть обождет.
В конце концов, она его три дня ждала, с того самого момента, как Себастьян принял приглашения на скромный, семейный почти прием, каковой князь Ястржемский устраивал в честь двадцатилетия дочери.
…двадцать лет…
И немного, жизнь только-только началась, а нет, шепчутся за спиной, предрекая Богуславе незавидную участь старой девы. Дескать, избаловал ее папенька, а теперь сладу не найдет. Он же и сам, прежде ни словом, ни мыслью не перечивший дочери, вдруг стал заговаривать о будущем ее.
Замуж пора.
И кандидат нашелся подходящий, давний папенькин партнер…