– Для того я и трачу на вас время, Дерябин. Очень хочется узнать.
Николай снова замолчал, обдумывая то, что собирался сказать.
– В общем… Закон такой есть, неписаный… Если кто-то хочет уничтожить тебя, это дает тебе право ответить ему тем же.
– Для воспитанника детдома вы слишком заковыристо выражаетесь, Дерябин.
– Я хорошо учился в школе жизни, господин капитан. Извините за красивые слова, но иначе не выразить… Короче говоря, мне очень хорошо известно отношение советской власти, Красной Армии и органов НКВД к попавшим в плен. Меня даже скорее расстреляют, если я на допросе начну прославлять товарища Сталина, – мол, не марай дорогого для всей страны имени, вражина. Получается, мне не просто нет пути назад. Как только я поднял руки вверх, я стал изменником Родины и врагом народа. Разбираться в обстоятельствах никто не станет. Сам бы не делал этого, господин капитан, на своем месте. Получается, другого выхода, кроме как воевать против тех, кто меня предал, с оружием в руках, у меня нет.
– Почему?
– Родная власть не оставила мне иного выбора, господин капитан. Я вас убедил?
Отто Дитрих задумчиво потер подбородок. Затянувшуюся паузу Николай Дерябин заполнил, взяв очередную папиросу.
– Хотите, я проще объясню то, что вы сейчас мне здесь наплели? – спросил вдруг абверовец, подавшись вперед.
– То есть… Вы мне не…
– Успокойтесь, ваши доводы вполне логичны. Даже разумны. Только все проще гораздо, Дерябин. Дело в том, что сейчас вы не со мной разговаривали.
Николай невольно повертел головой, даже поднял голову – вдруг за ними наблюдает кто-то сверху, от них еще не такого можно ожидать. Ничего подозрительного и необычного не увидев, вопросительно взглянул на Дитриха.
– Все вы поняли прекрасно, Дерябин. Сейчас вы не меня убеждали в том, что готовы повернуть оружие против своих же. Перед собой оправдывались, разве нет? Вы вслух убеждали самого себя, что вам не оставили иного выхода, что вас предали свои же. И раз так, вам не остается ничего другого, кроме как предать самому. Око за око, разве нет?
Дерябин промолчал, сильно прикусив нижнюю губу. Все его естество противилось подобному признанию. Однако немец, этот хитрый капитан, горбоносый светловолосый немец, старше его с виду лет на пять-семь, а уже профессионал, хороший психолог, проницательный разведчик. Не дождавшись ответа, Дитрих продолжил:
– Поверьте, Николай: работаю с людьми, подобными вам, уже больше двух лет. Начинал в Польше, сам попросился на Восточный фронт. Таких, как вы, пытающихся найти себе оправдание, – меньшинство. Подавляющее большинство просто рвутся вредить советской власти. Имеют к ней массу претензий и давненько наточили на коммунистов зубы. Ваш случай тоже не уникален. Вы просто в силу обстоятельств и, как говорится, следуя законам формальной логики, просто сменили службу и хозяев. У вас ведь не было близких друзей среди товарищей по работе, соседей, обычных людей, ведь верно?