– Все мы тут под ней ходим.
– У всех есть выбор. Всегда можно либо ввязаться в драку, либо отступить. Там, в лагере, у тебя выбора не было, так ведь?
– Ну, я мог застрелиться и не сдаться в плен. Вообще застрелиться – всегда выход, вот как командир ваш… наш сегодня предложил.
– Он в сложной ситуации сейчас, – отрезала Полина. – Все мы в таком положении. Но ему сложнее, он решения принимает, ответственность на нем вся. Вот и тогда сам решил…
– Когда – «тогда»? Поль, о чем говорим хоть?
– Обо мне, – вздохнула девушка, словно принимая очень важное для себя решение. – Когда меня забросили в отряд, я оказалась здесь единственной женщиной. Есть еще Зимина, Таня, ты ее видел уже. Но она не всегда бывает в отряде, у нее другие задания, другие задачи… Потом, она старше, опытнее, вдова командира… Я же постоянно здесь, тем более мне положено отдельное помещение… Ребята все молодые, даже если не очень молодые – женщина рядом, я раньше не совсем понимала, что это значит для мужиков. Теперь вот понимаю… Их тоже поняла, даже простила… И все равно неприятно, когда начинают лезть по ночам без спросу.
– Если бы спросили?
Брякнув, Дробот тут же пожалел об этом. Однако Полина отнеслась спокойно, только оглянулась на него. На лице мелькнуло выражение, будто жалеют ребенка.
– Сам ты как думаешь? Когда трое возбужденных бойцов начинают ломиться к тебе в землянку среди ночи, я должна поставить им условие: попросите вежливо, товарищи, и становитесь в очередь?
– Грубо.
– Грубо, – охотно согласилась Полина. – И вульгарно. Только и я давно уже не благородная девица. Так что можешь не выбирать выражений, рядом со мной никто не выбирает, я привыкла. Ну, так что мне было делать, как себя вести? Подумать об этом раньше, отсиживаться с отцом в эвакуации, работать на заводе, ковать победу в тылу?
– Мы и сейчас в тылу, – снова ляпнул Роман.
– Правильно, только мне и хотелось именно во вражеский тыл, если нельзя на фронт! Защищаться же пришлось от троих пьяных партизан! От своих же, наших бойцов. Которые вот недавно вернулись с задания, чудом выскочили из кольца облавы, потеряли товарища в бою… Я не знаю, командир сам услышал мои крики или ему доложили, разбираться тогда не очень хотелось. Когда он прибежал и велел прекратить, один из них… из тех… послал его матом. Сгоряча, конечно. Может, он пожалел об этом тут же. Но даже если пожалел, это было последнее, что он подумал перед тем, как Родимцев застрелил его на месте.
– Застрелил?
– В упор. На глазах у остальных. Расстрелял в него всю обойму секунд за восемь-десять. Даже когда тот партизан упал, я не поняла до конца, что произошло.