Но что есть «портрет»? Этим вопросом открывается «Портрет художника», и юный художник имеет уже свой ответ. Портрет видится как противоположность «чугунного мемориала»; он форма, но он и жизнь, и, как жизнь, он исполнен движения, пульсации. Но это не все и даже не главное: как жизнь художника и портрет художника, портрет – не слепая, мятущаяся протоплазмическая жизнь, а живое лицо с неповторимыми чертами. В нем должны быть воплощены качества личного бытия, личность же индивидуальна и уникальна. Итак, форме надлежит быть динамичной, живущей формой и вдобавок нести личную идентичность, уникальность. Следуя за вектором Джойса, мы здесь уже видим в перспективе один из ведущих принципов будущей джойсовской поэтики: именно через форму, в свойствах формы должны быть явлены главные свойства самого эстетического предмета. Эти интуиции выливаются в ключевые формулы «Портрета художника»: портрет должен раскрывать, высвобождать сокровенный «индивидуирующий ритм», представлять собою «изгиб эмоции».
Ясно, что в этих формулах заключены определяющие задания уже отнюдь не самого этюда, не «малого портрета», но некой большой прозы, которая должна дать исполнение полномасштабного Портрета Художника; и притом, вместе с общим заданием, здесь намечены и определенные принципы формы и письма. Тем самым «Портрет художника» открывал путь к большой прозе Джойса – даже не столько к конкретному роману, который тут же начал писаться (как раз «Герой Стивен» оказался неудачной попыткой), сколько к некоторому новому типу прозы, к проекту прозы как исполнения Портрета Художника. Этот проект стал жизненным проектом Джойса: вся созданная классиком большая проза может рассматриваться как ряд последовательных опытов в этом собственном его роде прозы. Мы не будем доказывать это утверждение, отослав читателя еще к одному «Портрету художника» – теперь уже нашему докладу-эссе[158]. Сейчас предмет наш – ранняя проза, и мы скажем только, что первый опыт в новом роде начал создаваться немедленно – сам Джойс именно так и понимал свой этюд: как данный наконец-то сигнал к отправлению. То был, по замыслу, обширный роман с центральной фигурой откровенно автобиографического героя-художника. По предложению брата Станислава (который ранее предложил и название для ключевого этюда) роман назван был «Герой Стивен».
Имя Стивен Дедал, которое получил портретируемый Художник, было нагружено для Джойса многими смыслами. Дедал – древний мастер-искусник, создатель и запутанного, губительного лабиринта, и возносящих, освобождающих крыльев, притом творящий в изгнании, на чужбине. Стивен – от греческого «стефанос», венок, символ славы; к тому же это имя новозаветного первомученика Стефана. Все эти мотивы весьма значимы для Джойса, и из многих идей, которые они могут порождать, главной была идея участи художника-творца, соединяющей славу и страдания. Столь насыщенное глубинными смыслами, это имя стало для Джойса важной частью его жизненного проекта. Он использует его и как собственный псевдоним, в том же 1904 г. подписывая им первые рассказы «Дублинцев» при их публикации. Имя закрепляется и на все дальнейшие опыты большой прозы; и по этому имени вся созданная их серия может нами именоваться