— Нас пригласила семья покойного, мы выполняем свою работу.
— Работу?! — гневно переспросила она. — Что ж это за работа такая? Можете не отвечать. И так ясно. Они хотят меня подставить. Правильно? Хотят мне что-то пришить. Но что? Я желаю знать. Ну, говорите. Что они мне шьют?
— Сначала скажите, как вы узнали, что мы здесь, и почему вы решили, что мы из полиции?
Она села на кровать, оперлась на локти и откинула голову — ее длинные волосы вертикально повисли в воздухе. За спиной у нее малиновым фоном расстилалось покрывало. Родерик недоумевал, чего ради она стремилась пробиться в актрисы, когда стольким фотохудожникам нужны модели. Соня небрежно посмотрела на ноги Фокса.
— Почему я решила, что вы из полиции? Потому что на вас это написано! Сами поглядите, какие у вашего дружка ботиночки.
— Не у дружка, а у коллеги, — перехватив взгляд Фокса, процедил Родерик.
Фокс откашлялся.
— Э-э… touche[51], — осторожно сказал он. — Такую остроглазую девушку не провести, сэр.
— Ну, говорите же! — потребовала мисс Оринкорт. — Какого черта они вас вызвали? Хотят доказать, что с завещанием кто-то намухлевал? Или что? Чего вы тут обнюхиваете вещи моего покойного жениха? Выкладывайте!
— Боюсь, вы все не так поняли, — сказал Родерик. — Здесь задаем вопросы мы, это часть нашей работы. И раз уж вы сюда пожаловали, мисс Оринкорт, то, может быть, соизволите ответить на пару вопросов?
Она посмотрела на него, и он подумал, что такой взгляд бывает у животных или у совершенно не контролирующих себя детей. Казалось, она должна была объясняться не словами, а примитивными звуками. И он каждый раз внутренне вздрагивал, слыша ее подкрашенный бронхиальной хрипотцой голос с типичными интонациями кокни, ее словечки и обороты, при всей своей самобытности вызывавшие ощущение чего-то искусственного, как будто она намеренно отказалась от родного диалекта и говорила фразами, надерганными из фильмов.
— Ой, а гонору-то! Сдохнуть можно. Ну, и чего же вы хотите узнать?
— Например, все, что относится к завещанию.
— С завещанием полный порядок, — быстро сказала она. — Можете здесь все хоть вверх дном перевернуть. Хоть на уши встаньте. Другого завещания все равно не найдете. Я знаю, что говорю.
— Откуда такая уверенность?
Она отодвинулась на кровати назад и полулегла.
— Пожалуйста, могу сказать. Когда я последний раз сюда приходила, в ту самую ночь, мой жених сам показал мне это завещание. Он вызывал старикашку Ретисбона и подписал документ в присутствии двух свидетелей. Он показал мне свою подпись. Еще даже чернила не просохли. А прежнее завещание он сжег. Вон в том камине.