Там под наблюдением сержанта Томпсона томились в ожидании остальные Анкреды — Дездемона, Полина, Панталоша и Седрик. Полина и Дездемона плакали. Полина плакала по-настоящему, и слезы очень ее портили: поверх аккуратно наложенного тона к подбородку тянулись грязноватые потеки, будто следы, оставленные улитками. Глаза у нее были красные, опухшие, в них застыл страх. Что касается Дездемоны, то слезы лишь слегка затуманили ее взор, она с трагическим видом глядела перед собой и была все так же красива. Томас сидел растрепанный и, подняв брови чуть не на макушку, рассеянно и тревожно смотрел в пустоту. Седрик, бледный, взволнованный, бесцельно бродил по комнате и, когда Родерик вошел в гостиную, испуганно замер. Нож для разрезания бумаги выпал у него из рук и со звоном ударился о стеклянную крышку витрины.
— Привет, — сказала Панталоша. — Что, Соня умерла? А почему?
— Тсс, дорогая! Тише! — простонала Полина и потянулась к дочери в тщетной попытке заключить ее в объятья.
Панталоша вышла на середину комнаты и уставилась на Родерика в упор.
— Седрик сказал, Соню убили, — громко сообщила она. — Это правда? Мисс Эйбл, ее убили, да?
— Боже праведный! Патриция, не говори глупости, — срывающимся голосом произнесла Каролина Эйбл.
Томас вдруг встал, подошел к мисс Эйбл и обнял ее за плечи.
— Нет, но правда? — не унималась Панталоша. — Мистер Аллен?
— Ты помолчи и не волнуйся, — сказал Родерик. — Лучше признайся: наверно, уже проголодалась?
— Еще бы!
— Тогда скажи Баркеру, что я велел дать тебе чего-нибудь вкусного, а потом надевай пальто и иди на улицу, а то дети скоро вернутся с прогулки. Вы не против, миссис Кентиш?
Полина беспомощно развела руками, и он вопросительно посмотрел на Каролину Эйбл.
— Отличная мысль, — сказала та более уверенным голосом.
Томас по-прежнему обнимал ее за плечи.
Родерик подтолкнул Панталошу к двери.
— Сперва скажите, умерла Соня или не умерла? А то никуда не пойду, — заявила она.
— Ладно, упрямая, скажу. Да, Соня умерла.
За спиной у него хором ахнули.
— Так же, как Карабас?
— Хватит! — решительно вмешалась Миллеман. — Полина, почему ты позволяешь ей так себя вести?
— И Карабаса, и Сони с нами больше нет, Панталоша, — сказал Родерик. — А теперь шагом марш отсюда и не расстраивайся.
— Я и не расстраиваюсь. То есть не очень. Потому что они теперь оба в раю, а мама разрешила мне взять котенка. Просто хочется знать правду. — И она ушла.
Повернувшись, Родерик оказался лицом к лицу с Томасом. Поглядев через его плечо, он увидел, что Каролина Эйбл склонилась над судорожно всхлипывающей Миллеман, а Седрик грызет ногти и наблюдает за этой сценой.