Возвращались не так, как шли, не по прямой линии, а забирали слегка вбок, правее. Вызвано это было тем, что старший лейтенант Старицын в один из моментов увидел, как на груди у эмира слегка оттопыривается расстегнутый бушлат, а когда переводчик упал и эмир всплеснул руками, он увидел и рукоятку компактного пистолет-пулемета со сложенным прикладом. Что это за оружие, разобрать было сложно, хотя Владислав Григорьевич предположил, что это чешский пистолет-пулемет «Скорпион», хотя точно так же складывается приклад и у старой модели израильского «Узи»[8]. Эмир пренебрег договоренностью и давно уже устоявшимися международными правилами ведения переговоров и пришел на переговоры с оружием. Это значило, что такому человеку верить было нельзя. Он мог и в спину дать очередь. Поэтому, давая возможность своему снайперу подстраховать их и стрелять без помех, старший лейтенант Старицын пошел чуть дальше от горных отрогов. Со стороны это, возможно, и выглядело странно, может быть, даже какой-то ловушкой, но командира взвода мнение противника не сильно волновало. Сам он был доволен. Удалось сделать две вещи. Первая – показать бандитам, что бойцы их готовы встретить серьезные, которые постараются дорого продать свою жизнь. Второе – продемонстрировать эмиру разговор по трубке. Конечно, поверил эмир или не поверил в существование спутниковой связи – этот вопрос остался открытым. Но даже если он поверил, все будет сомневаться и опасаться прибытия подкрепления, следовательно, собственного уничтожения. И это ограничит запас времени, который у него имеется. Он будет торопиться, станет совершать ошибки и вообще может уйти, ничего не добившись. Уйти только потому, что в любую минуту можно ждать прибытия подкрепления…
Прославленный силач и пехлеван Субхи был убит голыми руками на глазах аль-Мурари каким-то невзрачным мальчишкой, которого, как казалось эмиру, пехлеван мог одной рукой пополам переломить или просто раздавить, положив руку ему на плечо. У Субхи рука была всегда тяжелая, как бетонная балка, если падала на кого-то, никому мало не казалось. Эмир от смерти своего сподвижника ощущал настоящую физическую боль, словно это его только что били, как глупого мальчишку, не умеющего драться, но считающего себя сильным только потому, что он ростом выше сверстников. Но больно эмиру было не оттого, что погиб его верный помощник, а от унижения, которое он сам пережил в момент избиения. Он слепо верил в непобедимость Субхи, потому что сам однажды был свидетелем, как тот расправился один с тремя крепкими парнями, каждый из которых посчитал бы, наверное, недостойным драться с таким непримечательным замухрышкой, как старший сержант русского спецназа. Но этот старший сержант не просто победил, а убил Субхи. И победил не физической силой и не собственным весом, на которые, ему в противовес, рассчитывал Субхи, а умением драться. Эмир начал подспудно понимать, что не всегда физическая сила побеждает.