Даже в давние времена, когда не было огнестрельного оружия, когда дрались копьями и мечами, побеждал не обязательно самый сильный, но тот, кто умел лучше владеть оружием, кто больше обучался и тренировался с мечом в руках. А когда появилось огнестрельное оружие, побеждать стал тот, кто лучше стреляет. Есть, конечно, у человека от природы талант к стрельбе, правда, не у каждого, но все равно одного таланта мало. Талант – это как дорожный указатель, показывающий направление. А чтобы хорошо стрелять, нужно много тренироваться. И в спорте побеждает не тот, кто талантливее, а тот, кто лучше подготовлен. В данном случае в смертельной схватке лучше был подготовлен старший сержант спецназа, а не сильный и мощный от природы Субхи.
Эмир Аслан аль-Мурари понял, зачем офицер спецназа спровоцировал эту схватку. Понять это было нетрудно. Офицер хотел внушить эмиру мысль, что вот так же, своим умением не просто драться, но и воевать, он надеется победить отряд аль-Мурари. Это была демонстрация и силы, и умения. И демонстрация была страшная, кровавая.
Но что сможет противопоставить горсточка спецназовцев такому большому по численности отряду? Когда преимущество подавляющее, оно не на словах, а на деле начинает давить и может просто раздавить тех, кто не пускает отряд в ущелье. Не зря в классической философии есть такое понятие, как переход количества в качество. Однажды умный человек из верхушки «Аль-Каиды» объяснил эмиру старинную академическую формулу этого понятия, и Аслан аль-Мурари запомнил ее на всю жизнь. «Один мамлюк победит одного француза. Десять французов и десять мамлюков будут примерно равными по силам. А сто французов победят сто мамлюков». То же самое должно произойти и здесь, среди этих ущелий. И при первом же штурме необходимо будет доказать это. Размышляя так, аль-Мурари, из-за недостатка своего собственного образования, не понимал, что он неверно трактует классический закон философии, то есть делает прямо противоположные выводы. Количество в качество должно переходить не собственно из-за увеличения количества, а из умения правильно вести коллективные действия. И здесь преимущество должно бы, согласно закону, перейти на сторону как раз спецназа. Но эмир этого признавать не желал. Его отряд до этого никогда всерьез не били, как не били раньше и пехлевана Субхи, и потому аль-Мурари не верил, что его вообще может побить горсточка людей, пусть и отъявленных русских спецназовцев. Он сам – отъявленный. И люди его тоже – отъявленные…
Офицер со старшим сержантом уходили с места встречи уверенными в себе победителями, унизившими побежденных. Аслан аль-Мурари не умел прощать тех, кто унижает его. Восточная мстительность была у него в крови, и в первый момент он хотел застрелить их, облегчив тем самым себе и своему отряду дальнейшее существование. Эмир выхватил из-под куртки свой пистолет-пулемет, взял его двумя руками, но стрелять было неудобно, потому что ремень пистолет-пулемета оказался коротким, переходил через шею и плечо, и, чтобы полностью вытащить его и дать прицельную очередь, следовало сначала снять бушлат, потом ремень с плеча, и только после этого можно было нормально прицеливаться и стрелять. А спецназовцы уходили. И, пока эмир нерешительно соображал, что ему следует сделать, дистанция стала уже слишком большой для такого оружия исключительно ближнего боя. Да и выстрелить в спину уходящему врагу, который доверился тебе и пришел на встречу, тоже было нелегко. Это значило бы на какое-то мгновение потерять уважение к себе. Такие моменты уже были в жизни аль-Мурари, но он старался их не анализировать, чтобы не углубляться и не переживать ситуацию снова и снова, а просто все забыть. Тогда он снова начинал себя уважать.