х ограничений.
Вскоре через военкоматы началась мобилизация на военные сборы солдат и сержантов запаса (этих вояк неофициально именовали «партизанами»). В мирных условиях смысл такого призыва состоял в повышении воинской квалификации. Но «после войны» повестка из военкомата на двухмесячные сборы нередко означала отправку на ЧАЭС.
С мобилизацией возникали трудности: кто-то являлся пунктуально, а кто-то прикидывался, будто никакого предписания и в глаза не видел. За уклоняющимися приезжали на дом, порой и среди ночи. В народе уж заговорили о незабвенных «чёрных воронках». Бывало, являются к кому-нибудь военкоматовские рекрутёры, иногда вместе с милицией, и строго так спрашивают:
– Здесь проживает такой-то?
– Да, но он уехал, – следует невозмутимый ответ.
– Куда? Когда вернётся?
– Мы не знаем.
– А он получал повестку на сборы?
– Какую ещё повестку? Какие сборы? Ничего такого он нам не говорил!
Сам же искомый мог в это время прятаться на чердаке, у соседки под кроватью или где там ещё. И хоть не факт, что его направили бы именно на атомную, да мало ли что – думал он? (Некоторых из «уклонистов» я знал лично, потому и рассказываю.)
Полагаю, эту призывную кампанию можно расценивать как репетицию НАСТОЯЩЕЙ мобилизации на НАСТОЯЩУЮ войну. А и в самом деле, представьте, чем бы закончилась, например, Вторая Мировая война, если бы народ таким же образом реагировал на призыв защищать Родину. Помимо правовых последствий уклонение от отправки на фронт несло и моральные издержки – пожизненное клеймо позора, да не только на себе, но и на детях, внуках…
И всё-таки, дезертиры, «устроившиеся недурненько» (по Маяковскому), всегда оказывались в меньшинстве. Иначе не видать бы нам ни победы над фашизмом, ни обуздания «мирного» атома. Впрочем, долой сослагательное наклонение. История, как известно, его не терпит.
Среди ликвидаторов попадались очень разные люди, до одурения разные. Порой такое вытворяли, что не вписывается ни в какие каноны разума.
Мне рассказывали, как однажды, во время обычного радиационного контроля, у одного вахтовика очень сильно «зазвенело» левое бедро. Стрелка прибора так зашкаливала, что, будь она способна издавать человеческие звуки, всех, кто там находился, оглушил бы истошный вопль.
Оказалось, чудак вздумал прихватить на память… кусочек графита! Да-да, того самого, с четвёртого энергоблока. Когда он вывернул содержимое левого кармана брюк, у контролёров дыбом встала даже лысина.
Вскоре незадачливому любителю сувениров ампутировали ногу. И я даже не пытаюсь угадать, сколько дней или месяцев он протянул после той, пожалуй, последней вахты в жизни.