— Неужели некоторый распорядок пугает вас? Вы всегда были хозяином самого себя, подчинялись своим капризам, но все-таки когда-нибудь придется последовать всеобщему закону. Если вы не женитесь, то в конце жизни у вас будет ностальгия по домашнему очагу! И при виде возвращающегося к себе домой добропорядочного клерка, которого ждут жена, дети и горячий суп, вы вздохнете: «Ах, человеку не нужно ничего другого!»
Косталь вспомнил слова Шиллера (в «Жанне д’Арк»): «Даже боги не смогли победить глупость». Когда-то он привел их в статье для вечерней газеты. Весь его текст был полностью напечатан, кроме этой фразы. Во французских газетах не говорят о глупости.
— Она во всем откровенна (Косталь не мог сразу понять, хорошо это или плохо) и очень заботлива. Она приведет ваш дом в порядок («А зачем тогда нужны слуги?»). Она не любит роскоши и не будет разорять вас своими нарядами. Автомобиль? Она сказала мне: «Автомобиль мне совершенно не нужен» и раз двадцать твердила, что ее призвание в подчинении мужу, в том, чтобы быть восточной женой. («Да, это вполне уместно».) Она будет помогать вам. Знаете, она ведь вовсе не глупа! Она может перепечатывать ваши рукописи.
«Она будет ходить вместо вас по издательствам и благодаря своей красоте добьется выгодных условий», — продолжал за мадам Дандилло Косталь, которого уже распирало от сарказмов. Вчерашняя симпатия к этой женщине таяла, как снег на солнце. И уже одно то, что Соланж близка с нею, отбрасывало саму девушку куда-то далеко-далеко. А ведь завтра мадам Дандилло может получить права и на него: требовать счета, знать подробности его жизни, входить к нему в любое время и вмешиваться в дела. (Косталь разглядывал ее совсем не женственные руки — узловатые, с проступающими венами, похожие на лапы хищной птицы.) Он вдруг вспомнил название только что вышедшего романа — «Неизвестные в моем доме»: «У меня и так уже есть одна семья, не хватает еще и второй! Жениться на какой-то одной женщине куда ни шло. Но ведь с нею получаешь еще и целое стадо неизвестных личностей, отвратительный сброд отцов и матерей, братьев и сестер, дядюшек, теток и кузенов, которые тоже получают права на вас и в самом лучшем случае лишь съедают ваше время. Нет, люди просто безумны. Все это ужасно и отвратительно. Если бы мне непременно надо было жениться (например, по требованию закона), я уж лучше взял бы себе воспитанницу из приюта. Совершенно серьезно, без шуток».
Косталь заговорил о «тягостности» женщин, рассказал об одном случае, поразившем его: он сидел как-то в маленькой лодке-душегубке неподалеку от берега, и вдруг это утлое суденышко накренилось под какой-то тяжестью, и ему пришлось налечь на весла. Казалось, некое наваждение парализует лодку. И тут раздался смех: за корму держалась и плыла женщина, словно на буксире. Оказалось, что это та, в которую он был влюблен… И еще в другой раз, он видел, как лягушка оседлала между своих лап рыбу и целый день неподвижно сидела на ней, пока рыба совсем не задохнулась…