Рядом с двумя коконами возвышалось широкое, с узловатыми руками-ветвями, древо, замершее на прихотливо увитых корневищах-ногах. На морщинистой коре выделялись два глубоких глаза-дупла, косая трещина чуть ниже вполне сошла бы за рот, а зелень молодых листьев на вершине — за волосы. Левая его рука-ветвь удерживала две выходящие из него лианы, которые опутывали травоядных питомцев. В правой же был зажат крест, что служил опорой деревцу все это время, ныне увитый молодой зеленью. Древо дрогнуло, словно отмирая от спячки, и качнулось в сторону друзей. Правая рука древа-меллорна грозно поднялась вверх, сжимая крест, демонстрируя силу и готовность сражаться.
— Верую! — рухнул на колени гном.
Всего лишь несколько шагов по широкому проспекту отделяли чинный и спокойный Петербург от настоящего шоу. Волна шума и суеты, разговоров и песен на неизвестном языке, рева диких животных казалась немыслимой в спальном квартале. И тем не менее достаточно было пройти еще десяток метров, чтобы наткнуться на заграждения с запретительными знаками, извинениями перед жильцами и крупными табличками на русском, английском и хинди, повторяющими слово «Съемки».
Виктор Викторович до последнего не верил в происходящее. Более того — после третьего панического звонка попросту выключил сотовый, не желая слушать явный бред подчиненных. И тем не менее все то сумасшествие, которое описывали его подчиненные, существовало на самом деле: пело, плясало, потрясало металлом на кожаных куртках, утирало пиво с роскошных усов и бород, рычало двигателями «Харлеев», щелкало пластиком защитных масок спецназа, фыркало рациями и не желало уходить из-под окон, где должен был чинно и мирно жить студент из Минска.
Майор с явным трудом пробился через толпу зевак, кое-как доказал охране, что удостоверение всамделишное, затем обходным путем добрался до штабного фургона, дважды перепутав его с фургонами киносъемки, за что один раз чуть не отхватил. Проблема с ориентированием была вызвана вполне приземленной причиной — за каких-то два дня классический грузовик изрисовали сверху донизу, да так, что сейчас он куда привычнее смотрелся бы на жарких индийских улицах, но никак не в дождливом Питере.
Виктор с тяжелым настроением постучал в дверь. Былой гнев и желание разнести все и всех как-то унялись, оставив место странной меланхолии пополам с недобрым предчувствием, ибо за результат миссии в итоге отвечать должен был он, а значит, следовало срочно выходить из ситуации.
— Докладывайте обстановку, — сухо приказал он, закрываясь тяжелой дверью от гомона и криков.