– Oui, mademoiselle.
– Я так хотела рассказать вам всю правду в тот вечер, месье Пуаро, но мне не хватило смелости.
– Значит, вы считали, что Ричард Негус найдет вас и убьет за то, что вы не пришли убить его в отель «Блоксхэм»?
– Да. Я полагала, что он не захочет умереть, не узнав, почему я не пришла в отель, как планировалось.
– Однако он захотел, – вставил я, усиленно шевеля мозгами.
Дженни кивнула.
Теперь мне все стало ясно: одинаковое положение всех трех тел, к примеру – выложенных строго по прямой, ногами к двери, на полу между маленьким столиком и креслом. Как заметил Пуаро, Харриет Сиппель, Ида Грэнсбери и Ричард Негус вряд ли могли принять одну и ту же позу случайно.
Вообще между тремя сценами убийства было слишком много общего, и теперь я начинал понимать, почему это сходство казалось подозрительным: заговорщикам было нужно, чтобы полиция решила, что во всех трех случаях действовал один убийца. Конечно, всякий нормальный детектив так и подумал бы: у каждой жертвы во рту по запонке, и вообще, три мертвых тела найдены в одном отеле в одно и то же время; однако жертвы-то как раз не были вполне нормальны, их мучила паранойя. Они-то знали, что они не один человек, а трое, и потому, как все, кто в чем-то виновен, боялись, что их вина будет заметна другим. Вот они и старались изо всех сил, создавая три противоестественно одинаковые сцены убийства.
Выкладывание мертвых тел по одной линии также объяснялось представлением заговорщиков о том, что в отеле «Блоксхэм» совершается казнь, а не убийство. После казни всегда соблюдаются определенные процедуры; вот и им нужны были формальности и ритуал. Я чувствовал, что для них было важно поступить с телом определенным образом, а не оставлять его лежать там, где оно упало, как это наверняка сделал бы обычный убийца, напавший на человека в доме или, скажем, в саду.
Я невольно представил себе Дженни Хоббс совсем юной: как она работает в университетском колледже в Кембридже, где переходит от постели к постели, поправляя подушки и простыни, выравнивая одеяла, аккуратно застилая покрывала. Наверняка она заправляла каждую постель на особый манер, выполняя пожелания владельца… Я невольно вздрогнул и тут же удивился, почему это образ молоденькой девушки, застилающей постели в колледже, вызывает у меня такой страх.
Постели, смертные ложа…
Правила и исключения…
– Ричард Негус совершил самоубийство, – вдруг услышал я свой голос. – Иначе не могло быть. Он пытался сделать так, чтобы оно выглядело как убийство, для чего повторил все в точности, как в предыдущих случаях, только дверь ему пришлось запереть изнутри. Потом он спрятал ключ под плитку в камине, чтобы все подумали, будто его унес убийца, и распахнул окно. Если бы ключ был обнаружен, то те, кто его нашел, удивились бы, почему это убийца запер дверь изнутри и вылез в окно, но они все равно думали бы, что убийца существовал – мы так и подумали. Этого и добивался Негус. Ведь если бы окно было закрыто, а ключ найден, мы тотчас пришли бы к единственному возможному выводу: что Негус покончил с собой. Но он не мог допустить, чтобы мы так подумали. Ведь если бы одно из убийств вызвало сомнения, то вся конструкция, указывающая на виновность Нэнси Дьюкейн, пошатнулась бы. Мы могли бы предположить, что Негус сам убил Харриет и Иду, после чего покончил с собой.