–Танич, это ты, что ли, старый черт?
Танич поднял голову, сморгнул налипший на ресницы снег. Рядом стоял уазик. Из кабины выглядывал бородатый водитель. Танич не помнил его, но кивнул.
–Здорово, дружище,– прогремел бородач.– Ты чего тут расселся? Залазь внутрь, подброшу до города.
Он протянул Таничу руку, помог забраться в кабину. Танич стучал зубами от холода. Бородач вручил ему фляжку: на, глотни. Танич глотнул и обжег горло.
–Как тебе водка?– спросил бородач.– Бодрит, а?
–Бодрит,– согласился Танич.
–Вот погодка,– сказал бородач, смеясь.– Ты чего по этой дороге поперся? Так и замерзнуть недолго. Мороз, блин, нешуточный.
Танич ничего не ответил. Бородач еще долго болтал и смеялся, не переставая твердой рукой вести машину. Танич в ответ кивал или говорил «ага», чтоб не обидеть своего спасителя. Ему казалось, что он проснулся после долгого изнуряющего сна. В целом он был счастлив.
Глава девятая
Андрей Петрович был пожилой человек. Он ходил, опираясь на трость. Ему было сложно вставать из-за боли в спине, а спать еще сложнее, потому что по ночам в его старую голову приходили воспоминания. Когда у него кололо в боку, он подходил к холодильнику, где хранились медикаменты, раскрывал дверцу и стоял, пытаясь вспомнить, в каком из пузырьков содержится необходимое лекарство. Взяв нужный пузырек, он прежде всего проверял, не вышел ли срок годности. Если срок годности не вышел, он откручивал пробку и по капле наполнял столовую ложку. Средство было горькое, но Андрей Петрович не чувствовал горечи; впоследнее время он вообще ничего не чувствовал. Жил он один в маленькой квартире. Дети его не навещали. Дочь звонила по вторникам и четвергам, чтоб рассказать о своих проблемах. Он слушал ее, не понимая и половины из того, что она говорит, но поддакивал и жалел бедную девочку, жизнь у которой не удалась. Называл нежно «моей козочкой». Дочь злилась: «Папа, мне почти сорок, какая я тебе в задницу козочка» и вешала трубку. На улицу Андрей Петрович выбирался редко. Снаружи его всё пугало: и то, как ему говорят «эй, папаша, чего плетешься, уйди с дороги», и то, как уступают место в автобусе. Ему казалось, что прошло совсем немного времени с тех пор, как он сам уступал место. Андрей Петрович не чувствовал себя старым, но не мог доказать окружающим, что он всё еще молод.
Вчера Андрей Петрович получил пенсию, а сегодня решил купить в супермаркете куриных яиц, на которые полагалась большая скидка. Боль отошла, Андрей Петрович чувствовал себя готовым к свершениям. Спускаясь по лестнице, он поздоровался с соседкой, но та не ответила, потому что была погружена в свои одинокие мысли. Однако Андрея Петровича это не смутило. Он стал насвистывать старую песенку. На улице смуглая девочка лет двенадцати с шарфом, обернутым вокруг тонкой шеи, уставилась на него своими выразительными синими глазами. Наверно, решила, что дед сошел с ума, веселился про себя Андрей Петрович. Но девочка глядела не на него. Бесцельно гуляя по двору, она вдруг осознала, что все люди смертны, и она в том числе. Однажды ее положат в могилу, в холод и сырость ямы, навстречу белым корням подземных растений и слепым червям, которые не ощущают никого, даже себя, просто жрут, что придется, и исторгают из себя органические отходы: так живут многие люди, им всё равно, живы они или мертвы, но она ведь не такая… От осознания своей смертности девочка и уставилась в пространство, ничего не замечая вокруг. Дрожа от ужаса, она стала ходить вокруг дома. Ей казалось, что раньше она жила в тумане, а теперь туман рассеялся и вещи, которые ее окружают, стали четкими, как на чертеже, а самая четкая – надвигающаяся на девочку смерть. Девочка потрогала обледенелые качели. Она не знала, чем еще заняться, и не понимала, зачем вообще чем-то заниматься, если всё равно умрешь. К ней подошла подружка. Она что-то щебетала своим веселеньким голосочком. Как птичка, подумала девочка, с изумлением глядя на подружку: похоже, та ничего не понимала в жизни и продолжала нести чушь про заколку с фальшивым изумрудом, полученную в подарок от бабушки.