Кэйко-тян! Поздравляем с возвращением. Как здорово, что с тобой все в порядке. Мы все очень рады. Скоро будем снова играть вместе.
Отличались записки только количеством иероглифов – чем старше класс, тем их больше. Но среди этих посланий оказалось и такое:
Кэйко-тян! Как здорово, что с тобой все в порядке. Моя мама говорит, что один дядька с тобой что-то сделал. Ты не хотела, а он сделал. Когда я про это услышала, мне стало тебя очень жалко. Держись, не сдавайся!
Это письмо было от той самой девочки, которая обозвала меня чучелом, когда я проходила мимо в балетный класс. Для чего она его написала? Чтобы меня обидеть? Нет. Кажется, она по-настоящему мне сочувствовала. Во всяком случае, принесла мне домашнее печенье. Из этого я извлекла для себя урок: чем глубже полученная рана, тем острее боль от добрых намерений и сочувствия.
Стоило выйти на улицу, как я тут же попадала под прицел любопытных взглядов. Однажды в супермаркете мы с матерью столкнулись с каким-то мальчишкой. Оглядев меня со всех сторон, он торжествующе спросил:
– Эй ты! А что с тобой сделал преступник?
Этот вопрос вобрал в себя все, что эти люди хотели спросить у меня. Окружавшая нас публика – и взрослые, и дети – застыла в ожидании ответа. Мальчишка был классе в четвертом, не старше, но уже себе на уме, глаза хитрые. С ехидным видом он наблюдал за тем, как реагируют на его вопрос. Я не стала ничего отвечать, только опустила голову, а мать, спрятав меня за спиной, закричала:
– Ну-ка иди отсюда!
Мальчишка, удивленный такой реакцией, метнулся в сторону. Вспыхнувшая от гнева мать недобро, как на врагов, взирала на посетителей супермаркета.
– Только подумайте! – стала жаловаться мать, обращаясь к продавцу, вышедшему посмотреть, что происходит. – Как девочка пропала – все про нее забыли. Думали, наверное, что ее уже на свете нет. А теперь, когда ребенок нашелся, вернулся домой, всех так и распирает: что было да как было? Ну разве так можно?! Совесть-то надо иметь!
– Мама! – Я потянула мать за рукав. Ее гневные сетования только привлекали ко мне внимание. Однако она стряхнула мою руку и продолжала:
– Или, может, расстроились, что девочка жива осталась? Лучше было бы, если бы она умерла?
– Никто же ничего такого не говорит, госпожа. Успокойтесь, пожалуйста, – пытался успокоить мать продавец, который не мог понять, с чего она так разошлась. Однако унять выплеснувшееся наружу возмущение ему не удалось.
– Ничего подобного. Еще как говорят. Смотрят на нас подленько. Да вы сами поглядите – вот, вот.
Мать повела рукой, указывая на выстроившихся в отдалении по кругу женщин. Одна из них, средних лет, взяла мать за руку. Видимо, приняла ситуацию близко к сердцу. Ее дочь раньше ходила к нам на занятия по музыке.