Но вот на горизонте показалась черная точка. Все вздохнули с облегчением. Она быстро увеличивалась в размерах, уже различались очертания самолета, когда бросилось в глаза его странное поведение. Он то клевал носом, то резко взмывал.
– Все ясно, – сказал Покрышкин. – У него нарушено управление.
Взяв трубку, он запросил по радио:
– Клубов?
Молчание.
– Клубов! Бросай самолет! Бросай самолет! – приказал Покрышкин.
По-прежнему молчание.
– Он или ранен, или у него повреждена рация, – предположил Масленников.
– Очевидно, так, – согласился Покрышкин.
Истребитель стал заходить на посадку. От его кульбитов у всех на душе скребли кошки. Он делал такие клевки, что, казалось, вот-вот врежется в землю. В последнее мгновение Клубов слегка приподнял нос самолета и мастерски посадил его на живот.
– Ур-ра-а-а! – понеслось по аэродрому. Все сорвались и понеслись к затихшей «аэрокобре».
– Доктор! Машину к самолету! – подал команду дежурному врачу Исаев.
Клубов как ни в чем не бывало вылез из кабины на крыло, спустился на землю и стал неторопливо осматривать израненный самолет. Увидев огромную дыру в фюзеляже, он остановился, сдвинул шлемофон на затылок и задумчиво проговорил:
– Как же ты дрался, дружище!
Потом повернулся, разыскал среди обступивших самолет Покрышкина, подошел к нему и четко, как положено по уставу, доложил:
– Товарищ командир! Боевое задание выполнено. В результате воздушной разведки…
Он стал докладывать о результатах разведывательного полета. Все смотрели на него с восхищением. Всегда строгий и сдержанный Покрышкин на этот раз не удержался и, едва подчиненный закончил свой доклад, стиснул в объятиях этого невозмутимого крепыша.
– Ну, рассказывай, что там было, – нетерпеливо спросил майор, когда всей компанией они направились на КП.
– Когда возвращался с разведки, – оживившись, на ходу стал рассказывать Клубов, – над передним краем на меня навалились шесть «мессов». Действовал, как вы учили. Двадцать секунд на одного и отрыв! Мотал их на вертикалях, пока двоих не подловил. Но один попался опытный и цепкий. Сблизился и ударил по мне сразу из трех пушек. Я горкой вверх. Скорость у меня упала. Немец развернулся и опять повторил маневр. Я успел по нему пальнуть под углом в девяносто градусов. Удалось его отпугнуть, и я пошел вниз. Когда я в очередной раз сделал горку, тут уж он открыл огонь с упреждением и угодил мне в фюзеляж. Пробил огромную дыру. Пришлось штопорить, когда выводил, думал, гробанусь. Домой летел, как говорится, «на честном слове и на одном крыле». Точнее, на одном моторе. Он, гад, перебил мне трос стабилизатора.