– Как тебе не стыдно! – Из глаз у нее брызнули слезы. – Разве я…
– Ладно, ладно, не расстраивайся, – грубовато перебил он. – Не будем загадывать, на войне все может случиться. Но не думай, к тебе это не относится. – Он крепко ее обнял и поцеловал: – Прости, это я так…
– Не буду говорить красивые слова. – Мария шмыгнула носом, вытерла глаза. – Только напрасно ты мне такие условия ставишь… Ладно, время нас рассудит… Прилетишь и сам убедишься, какая я была без тебя. Люди тоже скажут…
– Ну все, пора садиться! – Он легко поднял ее и помог забраться в кузов машины.
Мария не знала тогда, как сложится ее жизнь, но в одном она твердо была уверена – мужа она себе выбрала раз и навсегда. Чуть больше года пройдет, – она приедет рожать в Новосибирск и торжественно вручит матери Александра портрет ее сына. Они поместят его в столовой, и когда Мария будет спрашивать у пятимесячной дочери, которая родится там же, в Новосибирске, где ее папа, ребенок будет поворачивать головку в сторону отцовского портрета.
Сборы, наконец, закончились, прозвучала команда: «По машинам!», и колонна тронулась.
Саша, словно не в силах расстаться с любимой, шел рядом с кузовом полуторки и, улыбаясь, говорил сидевшей вместе с девчатами на пожитках Марии какие-то напутственные слова. Она смотрела на него и ничего не слышала, думая только об одном: «Будь живой, останься живой, слышишь, умоляю тебя!»
Машина прибавила скорость, и он остановился. Фигура его в кожаном реглане делалась все меньше и меньше, скоро она совсем потерялась из вида. «Боже, как же я буду жить без него?»
С того дня тревога и опасения, что он может погибнуть, надолго поселились в ее душе. Этому в немалой степени способствовали и почтовые неурядицы. За короткий срок у ее БАО трижды сменился номер полевой почты.
А через неделю 16-й гвардейский истребительный полк погрузился в пассажирские вагоны, и паровоз, дав протяжный прощальный гудок, потянул состав на юг, в сторону Баку. Настроение у всех было приподнятое: наконец-то они получат новые самолеты, освоят их, а там снова в бой.
Но эшелон, словно желая испортить летчикам настроение, тянулся медленно, подолгу стоял на разъездах, пропуская срочные, литерные, с военной техникой, идущие в сторону Орджоникидзе. Новый, сорок третий год пришлось встречать в пути, в вагонах. Как всегда, однополчане подняли тост за Новый год, за победу, за то, чтобы дожить до встречи с друзьями и родными. Устроили даже вечер самодеятельности – Масленников играл на баяне, Крюков читал свои стихи, Фадеев изо всех сил старался поднять у людей настроение. Но большого веселья не получилось: люди мысленно уже жили будущим – фронтом.