— Чтобы стола доносчицей? — в лоб спросила я.
«Кум» поморщился и, снова не отвечая на вопрос, повторил:
— Вы нам поможете, а мы вас назначим бригадиром. Согласны?
— Нет, гражданин начальник, я хочу, если выйду на волю, чтобы никого не бояться. Чтобы меня уважали. Чтобы иметь право подать руку каждому, и вам в том числе.
— А если мы вас заставим?
— Не заставите. Не имеете такого права.
— Заставим. Если не согласитесь — отправим на Новую Землю.
— Что ж, и там люди живут, не пропадают. И я проживу!
— Работать заставим. Похуже, чем сейчас. Подумайте! Отошлем на штрафную командировку.
— Не боюсь. Два кайла в руки не дадите. А с одним я пока управляюсь. Да и жить мне надо с людьми, а не с начальством.
— М-да! — покрутил «кум» кудрявой головой. —А все-таки подумайте! Зима идет, пурга, значит, начнется, морозы. А бригадиром, значит, все же легче.
— Нет. Не согласна.
— Ну что ж, значит, не договорились. Жаль. «Кум» встал, встала и я.
— Можете идти.
Но прежде чем я повернулась к двери, быстро подошел и подал руку. Мы обменялись крепким рукопожатием понявших друг друга людей. Я смущенно пробормотала: — До свиданья, — и выскочила из кабинета, внутренне торжествуя победу.
Я сразу же пошла к Марусе. В переполненном после работы бараке мы не остались, а стали прохаживаться по центральной дорожке лагеря, и я рассказала ей о свидании с «кумом». Мы долго обсуждали это событие, потом сошлись на том, что этот «кум», похоже, порядочный человек. Ну а отказалась я правильно...
Чубатый тракторист в роли оперуполномоченного продержался недолго. Тот, что сменил его, сразу обратил на себя внимание злобным видом. Узколицый, остроносый, тонкогубый, маленького роста, он появлялся неожиданно и незаметно то в бараке, то на разводе, и всюду подозрительно вглядывался маленькими черными глазками, словно выслеживал кого-то. На него просто не обращали внимания, поворачиваясь к нему спиной, словно не заметив его появления, тем более, что одет он был для пущей конспирации в телогрейку или бушлат. Особенно дотошно он следил за контактами с мужчинами и строго наказывал тех, кто попался на переписке. Он продержался довольно долго, но однажды угодил в свою собственную ловушку.
На площади, куда выходили ворота пятого и шестого Горлага и проходная завода, рыли глубокие траншеи — шел ремонт водопровода, ведущего на завод. Со стороны площади работали женщины, а на заводском дворе — мужчины. Над проходящим под ограждением участком траншеи стояла вышка и сидел часовой. Когда поблизости не было никого из начальства, по траншее аккуратно прошмыгивали в ту или другую сторону серые фигуры. Часовой — видимо, сам не без греха или получивший за послабления какую-то мзду — сидел спокойно, и все были довольны.