— Что ясно? Что вам ясно?
Шурупов растерянно заморгал глазами.
— Проект Ильи Гавриловича, Василий Петрович…
— А мне вот не ясно! Почему, скажите, нам понадобилось создавать свой, минский Ренессанс? Для чего вообще нужна эта мишура и мешанина всего на свете? Кому?
— Я протестую! — возмущенно крикнул Понтус, ударив ладонями по коленям и делая вид, что сейчас встанет и уйдет.
— Для чего вы тут нагородили лоджий? Мало, что половина квартир и так осталась без солнца?
— Прежде вы были более милостивы! А сейчас — как тот умник — поел, а потом спохватился: караул, посолить запамятовал!..
— Почему это неприемлемо? — не ответил Василий Петрович и ткнул пальцем в перспективу. — Да посмотрите же, пожалуйста! Ведь здесь все — и полезность и искусство — пришло в непримиримые противоречия. Разве эти разукрашенные фасады соответствуют тому, что нагорожено внутри? А коридоры?
— Как Кривоколенный переулок в Москве, — бросил Кухта.
— А почему? Да потому, что вам важно было одно — кому-то потрафить и как можно громче прокричать о себе. И я предлагаю не только отклонить проекты, но и указать на вредность подобных опусов.
В кабинете стало очень тихо. Но Василий Петрович, словно прося внимания, постучал карандашом по письменному прибору и с открыто мстительным чувством спросил:
— Есть другие предложения? Нет? — И, идя напролом, добавил: — В таком случае, я голосую свое. Кто за? Прошу.
Он первый поднял руку и оглядел членов архитектурного совета. Все сидели неподвижно, опустив глаза. Голосовал только тихий, незаметный Дымок. И тогда, внезапно о чем-то догадавшись, Василий Петрович предложил:
— Ну что ж, коль так, прошу проголосовать за одобрение проектов с внесенными изменениями.
Но и на этот раз никто не поднял руки.
— Запишите, — велел Василий Петрович Шурупову и с облегчением вздохнул.
6
Это, пожалуй, был провал. Пускай бы у проектов нашлось еще больше доморощенных противников. Пускай бы все эти Лочмели, Юркевичи, Кухты нашли еще больше недостатков. Это не страшно. Проекты отвечают духу времени, их хвалили в Академии архитектуры. Их можно с успехом пропустить через Совет при своем управлении. Можно, наконец, кое-что исправить, если появились новые веяния. Ибо, честно говоря, в свои проекты Понтус верил постольку, поскольку, как казалось ему, они соответствовали тем установкам, которые он, Понтус, получал, слышал или подхватывал на лету. К слову, в этом он вообще видел свою выдержанность и как-то утверждал себя в собственных глазах.
Правда, замечание Юркевича о несоответствии фасадов внутренней планировке насторожило: обвинение основывалось на нерушимом положении о форме и содержании. А это уже напоминало обстоятельство, при котором твои ошибки разоблачают цитатой из классиков. И все же тут можно еще спорить. Архитектура — искусство, и никому не придет в голову критиковать, ну, скажем, арку — вход на стадион — за высоту, хотя можно было, конечно, ее сделать в два раза ниже: люди все равно проходили бы под ней, не задевая о своды головами. А премии!.. И как он не догадался заставить Кухту, Юркевича перед всеми ответить, считают ли они проекты, получившие премии, лучшими? Пусть бы осмелились ответить!