Попятившись, Джакомо нырнул в ближайшее стойло. Оттуда ему было видно, как двое более-менее трезвых солдат принялись сооружать у ворот баррикаду. По конюшне носился с перепугу сорвавшийся с привязи гнедой жеребец, пронзительным ржаньем полоша остальных лошадей. Кобыла, в чьем стойле Казанова нашел убежище, к счастью, была крепче привязана и не сумела достать его копытами. Впрочем, как знать, не затопчет ли она его минуту спустя в отместку за всех тех кобыл, на которых ему доводилось ездить. Глупо было бы сгнить в куче лошадиного навоза.
Раздались первые хлопки выстрелов — стреляли, вероятно, в окно: с потолка посыпалась труха. Джакомо наступил на что-то теплое и дрожащее. Преодолевая отвращение, поглядел вниз: пес, бело-черный призрак из недавнего сна. Отбросил его пинком — только этой твари сейчас не хватало, — но пес снова к нему подполз. Казанову он сейчас боялся меньше всех. Святой Марк! Ну и положеньице! Не успев проснуться, угодил в дьявольскую западню. Надо было оставаться с графиней, а не изображать деликатного любовника. Графиня, вот кто его вызволит. Только бы раньше не прикончили.
— Не допустить, чтоб тебя прикончили, понял? — сказал он собаке и, ощутив внезапный прилив энергии, изобретательности и воли к жизни, покинул свое ненадежное убежище. Задняя дверь. Вот где спасение. Бросился к двери вдоль левой стены; надо думать, у них хватит ума не двигаться с места. Хотя бы до них добраться. Казанову обогнал скачущий бешеным галопом гнедой; сзади тяжело топали сапоги, раздавались хриплые выкрики: жандармы тоже сообразили, как можно спастись, и, подгоняемые выстрелами и ударами в ворота, в панике устремились туда же, куда и он. Теперь за спиной у Джакомо была отчаянно вопящая толпа полубезумных и полуодетых людей, а впереди — ошалелый жеребец, дьявол во плоти, изрыгающий пену, грозящий затоптать каждого, кто попадемся на пути.
Продолжалось это недолго. Гнедой, испугавшись несущейся вслед за ним оравы, присел на задние ноги, повернулся и бросился ей навстречу. В ту же минуту створки ворот распахнулись, открыв шеренгу солдат, изготовившихся с колена стрелять в конюшню. Грянул залп, но, прежде чем пули сразили коня на пороге свободы, прежде чем воздух сотрясли мольбы с снисхождении, стоны раненых, хрип умирающих и глухие удары о землю безжизненных тел, прежде чем раздался крик победителей: «Да здравствует Заремба!», прежде чем все это — ужасное и незабываемое — произошло, пятнистый пес, обалдевший от страха, запутался в ногах у Казановы, и тот упал, счастливо избежав выпущенной недрогнувшей рукой пули.