Он покорно катался в пыли между явью и кошмарным сном, между жизнью и смертью, Внутри уже все было отбито, никакие твари там уже не копошились, и ударов он уже не различал, не чувствовал. Он превратился в бездушный обрубок. Все ему стало безразличным, как человеку, потерявшему все самое дорогое и святое. Лишь изредка, издалека смутно доносились шелест и всплеск волн жемчужной Инжу.
Но все эти муки и пытки не смогли выбить его воинственный, неистребимый дух, унаследованный от непокорных кипчакских батыров. Иногда, когда сознание прояснялось, он крепче стискивал зубы и подмечал все обостренно, как опытный предводитель войска во время похода. Он старался как можно больше запоминать, все еще надеясь, что это может ему пригодиться в час испытания. Он вообще отличался цепкой памятью. Душа его была как благодатный колодец. Ее сравнивали порой с песчаным грунтом Синегорья. Лежит под ногами невзрачный сухой песок, а чуть копнешь его — из-под низу проступает прозрачная родниковая вода.
Валяясь в пыли во время недолгой передышки, он зорко оглядывался по сторонам. Стройными рядами прогарцевала сотня. Судя по всему, это была дозорная группа. Все сплошь кряжистые, широкогрудые джигиты. Они были не в железных шлемах, как прочие сарбазы, — головы обтянуты белой, очищенной от мездры кожей, плечи согнуты вперед. Особенно внушительными казались ляжки: мощные, крутые, бугристые. Возможно, ощущение это создавали заскорузлые овчинные штаны. Сидели сарбазы в седлах как влитые, напряженно подавшись вперед, чуть горбясь, и всей этой позой напоминали лук с туго натянутой тетивой. В одно мгновенье, словно горный селевой поток, пронеслись они мимо.
Вслед за дозорным отрядом показался самала[28]. Всклубилась, густея, пыльная туча. Сарбазы, входившие в самала, были вооружены только луками. Другого оружия Ошакбай не заметил. Зато луки были примечательны. Огромные, отделанные рогом марала, со звонкой тетивой, сплетенной из двух сыромятных тесемок. Стрелы острые, с красным наконечником-пером, издающим в полете устрашающий свистящий вой. Такими стрелами лучники безошибочно поражают цель на расстоянии ста шагов. Самала лучников бросают в бой первыми. Вслед за лучниками идет другой самала — саблисты.
В руках сарбазов Ошакбай, однако, сабли не увидел. Он посмотрел внимательней. Оказалось, одна сабля привязана к задней луке седла, вторая — в ножнах под левым бедром. Значит, у каждого воина по две сабли. Одна затупится, другая наготове. Саблисты были так же искушены в джигитовке, ловки в седле, как обезьяны на деревьях. Одинаково рубили они и левой и правой рукой. Со склона перевала воины с саблями пустили коней диким наметом и устрашающе завыли, падая, заваливаясь на полном скаку то на левую, то на правую сторону. В одно мгновение тысячи всадников разом исчезали, в следующее — появлялись вновь, и тогда точно пламенем вспыхивали гривы лошадей. Очевидно, где промчатся воины с саблями, срубленные головы покатятся по траве.