то есть бытие присносущее и невременное
[516]. А называть не сущим Сущего
в начале – не свойственно ни тому, кто сохраняет неповрежденным понятие начала, ни тому, кто соединяет с оным бытие Единородного. Ибо как нельзя представить в мыслях что-нибудь существующее прежде начала, так нельзя и отделять от начала бытие Бога Слова
[517]. Итак, сколько бы далеко ни желал ты вознестись любопытными разысканиями ума, никогда не сможешь взойти выше сего
бе и мыслями своими стать вне оного.
б) Сравнение Ин. 1:1 с началом прочих Евангелий
15. Спросим же и мы его: был ли в начале у Бога Бог Слово (Ин. 1:1) или явился у Него впоследствии? Если был, тоудержи язык твой от зла (Пс. 33:14), то есть от хульного выражения: «Его не было». Если же другое, что и выговорить нечестиво, то обращу против тебя собственные твои выражения и скажу, что это другое слово заключает в себе не только хулу, но и чрезвычайное безумие, ибо не явное ли безумие – от людей требовать отчета в словах Духа и называть себя учеником Евангелия и в то же время восставать против сего самого Евангелия?
Рассмотри Божественные речения, с какой точностью и ясностью свидетельствуют они о предвечном рождении Сына. Ибо после того, как Матфей стал учителем о Рождестве по плоти [518], когда сказал: Книга родства Иисуса Христа, Сына Давидова (Мф. 1:1); и Марк началом Евангелия поставил проповедь Иоаннову, сказав: Начало Евангелия Иисуса Христа, якоже есть писано во Исаии пророце[519]: Глас вопиющаго в пустыни (ср. Мк. 1:1–3; Ис. 40:3); и Лука подошел к богословию начиная с телесных начал, потребовалось, чтобы евангелист Иоанн, начавший писать после других, возвысив ум свой, или, лучше, вознесен быв силой Духа выше всего чувственного и выше времени, сопутствующего вещам чувственным, приступил к Тому, Кто пребывает за пределами всего, так что можно было и ему засвидетельствовать о себе со всей силой, что: аще же иразумехом по плоти Христа, но ныне ктому не разумеем (2 Кор. 5:16). Достигнув самого начала и оставив ниже своего богословия все понятия телесные и временные, он громогласнее прежних проповедников возвещает тайны, соответствующие возвышенности его ведения. Не от Марии, говорит, начало, и не от сих времен. Но что же? В начале бе Слово, и Слово бе у Бога, и Бог бе Слово (Ин. 1:1). В сих немногих выражениях он совмещает все – и бытие от вечности, и бесстрастное рождение, и единство природы со Отцом, и величие естества; добавлением выражения бе возводит к началу, как бы для того, чтобы заградить уста хулящих и говорящих: «Его не было» и еще задолго пресечь все пути их лжеумствованиям. Потом, ясно изобразив этим богословием как бы некий образ природы Единородного, указывает на Него, как на уже известного, сими словами: