— Бывает, — сказал он. — Как вы себя чувствуете?
Я закатила глаза.
— Я сделала из себя посмешище. Это была пустая трата времени, вашего времени. Прошу прощения.
Есугэй пожал плечами.
— Не извиняйтесь. Хан ничего не делает впустую.
Он внимательно посмотрел на меня.
— Мы скоро отправляемся на Чондакс, — сказал он. — Будем охотиться на орков. Хан знает о предстоящей задаче. Он прислушался к вам и попросил меня передать, что, если пожелаете, можете присоединиться к нам. Нашему курултаю нужен опытный советник, который не побоится сказать правду, которую мы не хотим слышать.
Есугэй снова улыбнулся.
— Мы знаем нашу слабость, — сказал он. — Все меняется. Мы должны измениться. Что вы думаете об этом?
Минуту я едва могла поверить в услышанное. Подумала, что он, должно быть, шутит, но догадалась, что он это делает нечасто.
— Вы отправляетесь на Чондакс? — спросила я.
— Не знаю, — ответил он. — Может и нет. С нами вам будет непросто. Для чужих мы кажемся странными. Возможно вам будет лучше в вашем Департаменто. Если это так, то мы поймем.
Пока Есугэй говорил, я приняла решение.
Чувство было волнующим, похожим на прыжок в неизвестность, что было несвойственно мне, так же как и приключившаяся со мной временная забывчивость. Учитывая события последних нескольких часов, мне было несложно поверить, что судьба дает мне шанс чего-то добиться, стать чем-то большим, чем безымянной шестеренкой гигантской машины. Увольнение с действительной службы было близким, и такой шанс больше никогда не выпадет.
— Вы правы, я не понимаю и почти ничего не знаю о вас, — призналась я.
Я попыталась сохранить голос твердым, говорить более уверенно, чем чувствовала себя. Я словно смеялась, наполовину от волнения, наполовину от страха.
— Но обязательно узнаю, — добавила я.
Нам понадобилось еще два дня, чтобы добраться до центра. Мы с Торгуном все это время сражались вместе, сочетая наши непохожие умения и стараясь не отменять приказы друг друга. В одних случаях я жаждал продолжать наступление, и он не возражал, в других соглашался с его желанием зачистить район, прежде чем покинуть его.
Не всегда было просто. Мои воины неохотно взаимодействовали с его братьями. Мы не слишком часто общались, я встретился только с одним из его лейтенантов, суровым воином по имени Хаким, и даже тогда обменялся с ним едва ли парой слов. Несмотря на это, мы учились друг у друга. Я убедился, что мы можем перенять некоторые тактические принципы Торгуна, и надеялся, что он придерживается того же мнения и о наших умениях.
К моменту прорыва в центр Дробилки мы потеряли больше воинов, чем за все предшествующие годы кампании. Мое братство было сильно потрепано, его боеспособность снизилась почти до двух третей от первоначальной. Я не сожалел об этом. Никто из нас не сожалел. Мы всегда понимали, что зеленокожие будут упорно сражаться за свой последний плацдарм, и те, кто погиб, пали как воины.