— А что делать, ежели такая дубина тонет!..
Толпа вокруг нас, между тем, росла. В основном, конечно, ребятишки. Фимка цыкал на них, замахивался. Они отступали, и тогда его фигура рельефно, в полный рост, отражалась в окнах домов, в зеркалах и витринах кафе и кондитерских. Одна встречная бабушка вытерла платочком слезки и спросила:
— Ишто ето с ним, сердешным, приключилося?
Я на подобные вопросы не отвечал. Только косил глаза в сторону Соколова и крутил пальцами у виска: не все у него дома… Внезапно я увидел, что Денис бочком, бочком — и в сторону. Вроде бы не с нами он — отдельно. «Может, кто из учителей наших поблизости?» — с испугом подумал я, озираясь. Нет, не видать.
Просто Денису стало стыдно. А, думаете, мне? Я готов был сквозь землю провалиться.
Помаленьку стал отставать. Но Фимка это заметил и обрадовался.
— Не счетово! — закричал он. — Отстаете? Не вынесла душа поэта? Слабаки вы! Хилые!..
Он стоял и глотал воздух, судорожно подыскивая оскорбительные слова. Теперь люди смотрели и на нас с Денисом. Даже, может быть, больше, чем на Фимку. И он узрел возможность рассчитаться за все.
— Не отставать! Один спвава, двугой слева… Впевед! — и он бодро зашагал в своих красных трусиках к центру города.
«Еще петь начнет, — испугался я. — От него всего можно ждать». Чтобы помешать этому, я стал разгонять зевак:
— Товарищи-и, больному нужен воздух, расходитесь… Что-о? Давайте не будем, прошу освободить… Обычная история: человек перегрелся на солнце, удар у него.
— Кто больной? Кто певегвелся? — возмущался Соколов. — Не твепись!
Денис не выдержал, кинул ему брюки и рубаху. Мы бросились в сторону, в садик. Фимка — в первую же калитку, одеваться.
Людмила прибежала ко мне часа через два.
— Что с Фимкой? — запыхавшись спросила она. — Солнечный удар у него?..
Город, любимый мой город, узнаю тебя. Твой беспроволочный телеграф.
Есть в Средней Азии и на Кавказе обычай такой — узункулак. От кишлака к кишлаку, от дома к дому скачет всадник и передает весть о последних событиях, особенно важных… Мы не Средняя Азия, у нас на улицах не часто увидишь верхового. Но надо же знать наш город! Возвращается, к примеру, с работы техник вагоноремонтного завода Степан Перегибайло и еще в воротах говорит соседке:
— Чи вы не чулы, Роза Львовна? Хлопец е такый, Хвымка Соколов… Я його тильки-тильки у трусах бачив… Що? На вулыци, зразумиется. Люды кажуть — сонячный удар у него.
Не успеет Роза Львовна вволю посокрушаться: «Господи! Бедная Антуанетта Терентьевна!», как весть помчится дальше, ибо слова техника Степана были услышаны грузчиком Щербиной и доктором Соловейчиком, и еще двумя домашними хозяйками.