— Вот это да! — басил сэр Жант. — Да как же вы его так? Бац, и он, как гвоздь, по шляпку вошел!
— Правда-правда! — поддержал его Валет. — Вы же его практически завербовали!
— Ну, завербовал или нет — еще увидим. Как говорится, время покажет. А насчет гвоздя — лишь бы из подошвы не вылез. На самом деле, — продолжал Лис, — я, конечно, протупил. Вот все эти ралли по мозгам подсудимого надо было устраивать вам, а не мне. В конце концов, кто тут стажеры? Но уж больно этот недобиток меня разозлил. Впредь запомните, как все было, и делайте, как я. Будем это считать показательной лабораторной работой. Все уразумели?
— Так точно! — хором радостно ответили стажеры.
— О, надо же, шо-то похожее на дисциплину проклюнулось. Ладно, герои неспетых баллад, не отвлекаемся! Неровен час, еще придется Шекспиру эту сцену пересказывать, не упустите деталей.
Чащоба, по которой вел беглецов Валет, наконец порадовала небольшой уютной поляной. Гизелла о чем-то оживленно беседовала с Благородной Дамой Ойген — судя по всему, ее удивил фасон дорожного платья заморской красавицы. Дагоберт стоял, прислонившись спиной к одному из деревьев, и смотрел на танец мотыльков. Все было мирно и прелестно, не хватало лишь пастушка в венке из полевых цветов и кудрявых овечек, доедающих то, что не пошло на венок. И только зоркий глаз Лиса уловил, что это не принц, наблюдая за полетом бабочек, переводит взгляд следом за ними, а те, повинуясь неслышному приказу, летят туда, куда направляет их Дагоберт.
— Привет честной компании! — Лис махнул рукой. — Заждались?
Благородная Дама Ойген улыбнулась. Гизелла благосклонно взглянула на своего верного защитника, порой несносного, но, видно, посланного самим провидением.
И в этот миг, обогнув Сергея, Пипин Геристальский в три шага пересек залитую солнцем поляну и очутился перед Дагобертом…
Даже свет разума порождает тень.
Эмпедокл Акрагантский
Белокрылые легкие мотыльки порхали над маленькими голубыми цветами, спрятанными в праздничной зелени травы. Дагоберт поймал их взглядом, и они, уловив направляющую волю, стали кружить, то поднимаясь, то вновь опускаясь, повинуясь в своем танце прихоти юного принца. Тот стоял, прислонившись спиной к толстенному могучему дереву, и даже через одежду чувствовал, как от упрятанных в землю корней по тайным жилам древесного ствола поднимается вверх ко всякому желудю, ко всякому листочку живительная сила. Дагоберт чувствовал, как легко ему будет впитать в себя эту энергию, точно губка, без остатка высушить дерево в единый миг.
Но он вовсе не хотел этого. Странно, зачем вообще дана ему такая способность. Листва над головой так весело шумела, подставляя крону животворному ветру. Полуденное солнце пробивалось сквозь подвижную мешанину листьев, отбрасывая забавные качающиеся тени, в которых так интересно было узнавать то лошадь, то человека, то странное чудовище, которому и названия-то нет.