Перебросив данные дозиметра на компьютер, Алекс покачал головой. Показания изо дня в день превышали его ожидания. Даже когда он совершал минимальные передвижения по арке, набиралась доза, в два-три раза превышающая норму. Ежедневно эти показатели суммировались и неумолимо стремились к критическому значению. Алекс не сомневался в том, что за годы работы в Чернобыльской зоне он немного привык, приспособился к так называемым «особым условиям» этого места. Меры предосторожности, необходимые в радиационной среде, вошли в привычку, а страх пред облучением превратился в подсознательную осторожность.
К «особым условиям» в зоне ЧАЭС долгие годы приравнивалась работа в условиях повышенной радиации. Как правило, в последнее время в Чернобыле люди работали вахтовым методом, кто-то приезжал на полгода, другие на пару месяцев, третьи на две-три недели. Таким образом, удалось достичь главного – обеспечить чередование нахождения на зараженной территории с пребыванием на чистых землях, что приводило чуть ли не к полному выведению радионуклидов из организмов людей. Увы, это был самый надежный способ выжить при локальном радиационном заражении местности. Ничего другого человечество не сумело придумать за то время, пока использовало атомный распад – только превращать подобные территории в заповедники, окруженные тремя рядами колючей проволоки. Правда, так можно было поступить только с эпицентром. Но радиоактивные выбросы, осевшие на территории Украины, Белоруссии и России, сделали их жителей долговременными жертвами малых доз радиации. Как правило, люди, живущие в этих землях, пополняли скорбную статистику по различным заболеваниям, вызванным незначительным, но постоянным облучением, от которого некуда было деться… Собственно говоря, Алекс находился в том же самом положении сейчас, постоянно впитывая малые дозы радиации и накапливая все больше и больше рентген. Этого изменить в своей судьбе теперь он не мог.
Подобно Максу, Алекс шел своим собственным путем в размышлениях о том, способен ли человек действительно приспособиться к жизни в радиации, выплеснувшейся наружу из боеголовок и сотен разрушенных реакторов? Он не знал точного ответа, но работа в зоне отчуждения привела его к простому и неожиданному пониманию окружающего мира. Теперь он был убежден, как никогда, в том, что люди на момент вступления в ядерную войну еще слишком мало знали о радиации, о чернобыльском опыте и о способностях самого человека, попавшего в крайне необычную для него среду. Они сумели запустить рукотворный ядерный процесс, но разума остановить его им по-прежнему недоставало.