Состоялся процесс, но мадемуазель д'Антраг его проиграла.
Вы помните тот знаменитый балет, во время которого папский нунций выразил свое мнение по поводу женского эскадрона. Спрашивал его Генрих IV, а нунций ответил, что эскадрон этот очень опасен. Так вот, в нем принимал участие и Бассомпьер.
В момент, когда он одевался, ему доложили, что умерла его мать.
— Вы ошибаетесь, — ответил он, — она умрет, когда мы закончим балет.
С сердцем столь послушным, что оно могло подождать со слезами по матери до конца балета; с желудком столь выносливым, что Бассомпьер уверял за месяц перед смертью, что он не знает, где этот желудок находится, Бассомпьер имел все, что требовалось для веселой жизни и спокойной кончины. Он и умер спокойно, после того как весело пожил. Он возвращался в Париж и, проезжая Прованс, скончался там, причем так мирно и тихо, что его нашли в той же позе, в какой он имел обыкновение спать. Рука его была под головой и колени согнуты. Агония не смогла даже заставить его протянуть ноги.
Перед тем как вернуться к любовным приключениям его величества Генриха IV, скажем несколько слов о Кончини.
Он находился на гребне успеха, а королева была беременна мсье Гастоном д'Орлеан, который позже задаст перцу своему дорогому братцу Людовику XIII.
Кончини, как мы уже видели, женился не совсем по собственной воле на Элеоноре Дози по прозвищу Галигаи. Ему, молодому, красивому, элегантному, было не очень приятно стать мужем этой смуглой и сварливой карлицы, верившей всем приметам и постоянно носившей вуаль против дурного глаза. Правда, ему дали почувствовать, что при поддержке этой королевской фаворитки он сможет без всяких опасностей и неудобств сам сделаться фаворитом. И он им стал.
Его положение было солидным, но недостаточно. Реальность милостей нарушали взрывы скандалов. Ревность мучила его. Ревность к Вирджинию Орсини, ревность к Паоло Орсини, ревность к епископу де Люсону.
За эту ревность ему пришлось дорого заплатить. Ришелье, предупрежденный накануне, что Кончини будет на следующий день убит, положил себе под подушку письмо, проговорив: «Ночь принесет совет».
Но на другой день он проснулся только в одиннадцать часов, то есть когда Кончини был уже убит.
Кончини, явившийся во Францию беднее Иова, уже через четыре года отложил три или четыре миллиона. Разумеется, эти миллионы он получил не от Генриха IV. Король мог спокойно смотреть, как его любимый пес помирает от голода, и позволять д'Обилье называть себя «игривым скрягой». Эти миллионы не были пожалованы ему Генрихом IV. Он из экономии мог дарить бриллианты Габриель Марии Медичи. На один из этих миллионов Кончини хотел купить герцогские земли де Ла Ферте. Король горько сетовал на эту чрезмерность. Конечно, не королеве, черт возьми, он бы не осмелился. Он знал, что она холодная и упорная брюзга, а для него не было ничего более антипатичного, чем нахмуренные лица. Жаловался он мадам Сюлли, а та обсудила это с королевой. Королева в свою очередь со своим верным кавалером.